Покровитель

— Виталий, Виталий! — зову его, глажу, опускаю ладони на грудь, чувствуя, как разрывается его сердце. — Виталий! Пожалуйста, — из глаз брызжут слезы. Его вновь выгибает, всплеск руками и меня снова отшвыривает назад.

— Ммм, нет…, - задыхается, хватая ртом воздух. — Милана! — громко кричит женское имя, которое разрывает мне сердце. Меня саму уже захлёстывает истерикой, я тоже дрожу, кусая губы и снова кидаюсь к Виталию, обхватывая его плечи.

— Пожалуйста, проснись! Пожалуйста… — всхлипываю, трясу его, чувствуя, как немеют собственные губы. — Ну пожалуйста! — кричу, надрывая горло, пытаясь привести Виталия в себя. Его начинает трясти крупной дрожью, практически подбрасывая на кровати. И я в отчаянье ложусь на его грудь и обнимаю за плечи, стискивая со всей силы. Виталий стонет, словно ему мучительно больно, но сил кричать больше нет. Он успокаивается, уже не мечется и не кричит, только трясется, словно сильно замерз. Я чувствую, как сокращаются его мышцы и немного ослабляю хватку, начиная растирать его плечи, и так же хаотично прерывисто дышу в унисон с ним, не замечая, как по щекам текут слезы, заливая его грудь.

Вздрагиваю, когда Виталий наконец приходит в себя. Замирает, а потом резко поднимается, буквально сталкивая меня с себя, и я по инерции лечу назад, но Аронов резко перехватывает меня за талию, и мы застываем, тяжело дыша. Он смотрит мне в глаза, его руки причиняют боль, стискивая кожу на талии еще сильнее. Его глаза пустые, мертвые, стеклянные, Виталия по-прежнему трясет, словно в лихорадке. А потом он вновь сжимает челюсть и закрывает глаза, медленно разжимая пальцы на моей талии. Тянусь к его дрожащей руке и накрываю ее ладонью, но Виталий резко выдергивает руку, встает с кровати и идет в гардеробную. А я так и сижу, утирая слезы, не в силах вымолвить и слова. Меня саму колотит от волнения за Виталия. Что с ним происходит?! Я хочу знать!

Поднимаюсь с кровати и иду за Ароновым, но он уже выходит из гардеробной в серых спортивных штанах. Обходит меня, словно ничего не видит, и спускается вниз. Я иду за ним в гостиную и слышу, как в баре звенят стаканы. Аронов наливает себе виски, его руки трясутся настолько сильно, что половина алкоголя разливается по стройке. А мне хочется подойти, обнять Виталия сзади, прижаться к нему и шептать, что все будет хорошо. Потому что в нем живёт столько боли, и кажется она сжирает его изнутри.

Его приступ был похож на агонию. На маленькую мучительную смерть. Я не понимаю, чем это вызвано, но точно понимаю, что больше никто не видел Виталия в таком состоянии. Это очень личное. Зверь сейчас как никогда уязвим. И я тихо, на цыпочках, с замирающим сердцем подхожу к Виталию сзади. Он залпом выпивает виски, а я поднимаю руки, аккуратно прикасаюсь к его спине, и замираю, боясь, что раненный хищник оттолкнет меня, чтобы я не смела прикасаться к его уязвимости. Виталий напрягается еще больше, опирается руками на стойку и сильно ее стискивает, но не отталкивает. Мне страшно и больно за него, но я дрожащими руками вожу по его напряжённым мышцам на спине, а потом обвиваю руками его грудь, накрывая ладонями все еще хаотично бьющееся сердце. Прижимаюсь к сильной спине щекой и прикрываю глаза.

— Дыши со мной, — прошу касаясь губами его спины. — Глубже, — сама вдыхаю, задерживая дыхание и медленно выдыхаю. Аронов не реагирует, продолжая задыхаться. — Пожалуйста, — делаю еще один глубокий вдох, и его грудная клетка поднимается, мы задерживаем дыхание и синхронно выдыхаем. — Вот так, спасибо, — целую его спину, прижимаясь сильнее. Ещё один общий вдох и общий выдох. Мир вокруг исчезает, остаемся только мы и наше дыхание на двоих. Создаётся иллюзия целостности, единения. Мы растворяемся где-то в пространстве, мы вне времени и сейчас одно целое.

Я чувствую, как он расслабляется, и наше общее дыхание начинает выравниваться. В этот момент меня захлёстывает любовью к этому мужчине, которому сейчас очень больно и мне хочется забрать эту боль и отдать всю свою нежность и заботу. И неважно, что он не любит и не даст мне своего тепла взамен, главное, что он просто это принимает от меня, позволяет мне его просто любить. И я наглею, покрываю поцелуями его спину, трусь об нее щекой, ласкаю кончиками пальцев шрамы на его груди и прекращаю дышать. Нет ничего интимнее и прекраснее, чем вот так прикасаться к любимому мужчине. Это лучше, чем секс — настоящая близость.

— Расскажи мне, что с тобой происходит? — тихо спрашиваю я. Виталий шумно вдыхает через нос, обхватывает мои запястья на секунду сжимает и аккуратно отрывает меня от себя. Отхожу, позволяя ему отстраниться.

— Это следствия… Отголоски поступка в прошлом, за который я расплачиваюсь, — его голос сиплый, словно он сорвал связки.