— Ты же специально это говоришь?! — зачем-то кричу я, уже не в силах сдержать слезы. Ночью он обещал, что вырвет это из нас. Аронов поворачивается ко мне, а потом вдруг грустно улыбается. Смотрит на меня не так как всегда, а с теплотой, изучает, но без похоти и жажды, словно тоже пытается запомнить. Он берет меня за руку, и я замираю, наблюдая, как его пальцы гладят мою ладонь. Прикрываю глаза, чувствуя его тепло и мне не верится, что это последнее его касание. Ещё несколько минут и…
— Спасибо тебе, Леночка, — тихо проникновенно произносит он и подносит мою руку к своим губам.
— За что? — не открываю глаза, иначе у меня случится истерика, и я начну и правда умолять его.
— За то, что отдавала себя мне полностью, — теплые губы целуют мои руки. — Если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь, можешь обратиться. Нет, не так — ты обязана обратиться ко мне в трудную минуту, и я всегда тебе помогу. Ясно! — и я сама улыбаюсь сквозь беззвучно текущие слезы. Как всегда, приказывает. Киваю не в силах сказать и слова. Зачем он напоследок рвет мне душу заботой?! Он отпускает мою руку и мне резко становится нестерпимо холодно, тело сковывает, руки холодеют и начинает трясти. Хватит себя мучить. Нужно обрывать все резко. Зачем продлять агонию фальшивой лаской?! Беру себя в руки, стискивая ремешок сумки, и прекращаю лить слезы.
— И тебе спасибо за все. Если бы не ты…, - голос все-таки срывается, и я опять начинаю задыхаться.
— Не нужно, Лена, ты отдала мне больше, — его голос вновь становится холодным, а взгляд пустым. Все он опять закрылся. — Дала то, чего я не просил! Я хотел всего лишь тела! А ты отдала душу! — он вновь прикуривает сигарету, выпуская дым в окно. Все правильно. Не нужна ему моя душа… Он верен своей мертвой жене. Я до сих пор не верю, что он мог намеренно убить ту, которую так сильно любил. Но разобраться в этом мне уже никто не позволит.
— Я пойду? — тихо спрашиваю я, потому что больше не могу это выносить.
— Да, иди… — Аронов откидывается на спинку и прикрывает глаза. Дергаю ручку, выхожу из машины, захлопываю дверь, а ноги не слушаются. Оглядываю свой двор, делаю шаг, ещё и ещё, оборачиваюсь, смотря на Виталия, который так и сидит с закрытыми глазами и курит.
Все…
Все…
Все, Лена! Иди уже!
Беги!
И я бегу. Не оборачиваясь. Забегаю в подъезд и мчусь наверх, чувствуя, как внутренняя истерика все же рвется наружу. Захожу в квартиру, запираюсь на все замки, отшвыривая сумку, облокачиваюсь на дверь в темной прихожей и съезжаю на пол, зажимая рот рукой. Меня прорывает, слезы катятся нескончаемым потоком, а из горла рвется вой. Я не хочу пугать сына и расстраивать маму, но ничего не могу с собой поделать — это сильнее меня. Перед глазами все плывет, в ушах звенит, дышать трудно, и я никак не могут это остановить. Почему так больно? Ведь я даже не успела толком его узнать? А мне не просто больно, мне невыносимо. Ещё хуже, чем раньше, когда меня душили бытовые и финансовые проблемы. Кажется, что жизнь закончена и нет больше смысла существовать. А перед глазами агония, боль Виталия и его жена, рыжеволосая женщина, которую преданно любят даже после смерти. Я знала, что этот мужчина умеет любить на разрыв, но только не меня…
— Лена?! — мама включает свет в прихожей и идёт ко мне. — Леночка, что такое?! Что с тобой?! Тебе плохо?!
— Мне очень плохо, — всхлипываю, глотая слезы.
— Нужно вызвать скорую! — с волнением произносит мама.
— Нет! Физически со мной все хорошо! — мама садится на тумбу прихожей, я кидаюсь ей в ноги, утыкаясь лицом в колени, и рыдаю.
— Леночка, да что случилось?! Тебя кто-то обидел?! Сергей?! — отрицательно мотаю головой, чувствуя, как мама гладит меня по волосам. — С Кристиной что-то случилось? — вновь мотаю головой, начиная рыдать ещё больше. Мама думает, что я провела праздник с подругой. Она долго молчит, принимая мою истерику, продолжая перебирать мои волосы. — Мужчина? — тихо спрашивает она.
— Да, — всхлипывая, сознаюсь я. — Мам, почему так больно? — глухо спрашиваю я, прекращая истерику, и просто дышу, чувствуя, как слезы уже льются беззвучно.
— Самую большую боль может причинить только любимый мужчина, — тихо отвечает мама, гладя меня по волосам. — Кто он? — отрицательно мотаю головой, потому что не смогу маме рассказать всей правды, а лгать не хочу.