Ребенок пожирал глазами остатки блюд на столе, и я невольно то и дело поглядывала на нее. Головка ее была на редкость маленькой, и мне вдруг представилось, что Роджер мог бы раздавить ее одной рукой. Казалось, девочку совершенно не волновало то, что всех ее родных заключили в тюрьму, и я не могла решить, какие же чувства она пробуждает во мне – страх или жалость.
Когда подали вторую перемену блюд, Роджер с Ричардом уже обсуждали интересовавшие их дела: цены на соль; какой скот нынче больше ценится на рынке. Дженнет набросилась на еду, как дикое животное, перепачкав жиром лицо и руки. Я по-прежнему поглядывала на нее, но резко оглянулась, услышав, как Ричард сообщил Роджеру, что заказал ружье.
– Какое ружье? Ричард, вы ничего не говорили мне об этом.
Ричард выразительно взглянул на Роджера.
– Флитвуд, вряд ли мне понадобился бы ваш совет в таком деле, – сказал он, – если только мне пока неведомо, что когда-то в детстве вы приобрели глубокие знания о кремневых ружьях.
Мужчины рассмеялись, а я покраснела.
– А не опасно ли держать оружие в доме?
– Ничуть, безусловно, если правильно с ними обращаться, – высокомерно ответил Ричард.
После чего опять обратился непосредственно к Роджеру, показывая, что эта тема исчерпана.
Я попыталась разговорить сидящего слева от меня Томаса, но он вел себя как-то странно и прятал глаза: по-моему, его пугало присутствие этого ребенка. Кэтрин, сидя рядом с Дженнет, тоже, видимо, нервничала, и ни разу не заговорила с ней. Вскоре разговор вернулся к начатой Роджером теме охоте на ведьм.
– Давайте поговорим подробнее после ухода этой девочки, дабы избавить ее от возможных ночных кошмаров, – предложил Роджер. – Дженнет, поднимайся в свою комнату, утром я пошлю за тобой.
Девочка была настолько худенькой, что выскользнула из-за стола, даже не отодвинув стула. Она бесшумно удалилась из зала, и едва за ней закрылась дверь, возникло явственное ощущение того, словно ее появление было чистым наваждением.
Роджер повернулся к нам и с доверительным видом сообщил:
– Ее мать была вне себя, узнав о том, что поведала нам эта девочка. Я уж думал, что она лишится рассудка прямо у меня на глазах.
Господина Баннистера вдруг одолела отрыжка, и он извинился, прикрыв рот старческой, испещренной темными пятнами, рукой.
– Да уж, доложу вам, – проскрипел он, – эта Элизабет Дивайс точно услада для пресыщенных глаз. Вы ужаснулись бы, увидев ее: глаза у нее на разном уровне, причем тот, что выше, смотрит вверх, а другой – прямо упирается в пол.
Меня вдруг словно окатило ушатом ледяной воды. Я безмолвно взирала на мистера Баннистера, и он, видимо, ошибочно принял мое недоумение за изумленное восхищение.
– Она выглядела, как персонаж комедийной пьесы, но меня эти причуды природы не впечатлили. Не представляю, как ей удалось соблазнить двух мужчин и родить троих детей.
Во рту у меня стало сухо, как в пустыне.
– А где же они обитают, эти Дивайсы?
– На окраине Колна. Их Малкинг-тауэр не более чем жутко сырой амбар. Не представляю, как люди живут в таких развалюхах.
Глава 8
– Это не ради удовольствия. Вам нужно укрепить здоровье.
Алиса взяла один из предметов, выложенных ею на комод в моей гардеробной: складной ножик в роговой оправе. На мгновение я с ужасом подумала, что она собирается вскрыть мне живот, но она заметила выражение моего лица, и ее сердитый взгляд смягчился.
– Я просто выпущу немного крови из ваших вен, – пояснила она, – только так можно избавиться от лишней крови.
Она вытащила тусклый ножик из роговой рукоятки и показала мне, что его лезвие было тупым, за исключением острого треугольного зубца на конце. Вещица выглядела забавно. Алиса добавила, что такой инструмент называется «фим». Я видела достаточно собственной крови и часто испытывала боль, чтобы не испугаться подобной процедуры.
Алиса появилась из леса, как обычно, неожиданно и таинственно, с загадочной целеустремленностью. Немного ссутулившись, она быстро прошла по газону перед домом. Она была явно не расположена к разговорам, впрочем, как и я. Нам стало проще общаться друг с другом, однако… настолько просто, насколько могли общаться две женщины из совершенно разных миров. Мне нравился ее мелодичный и мягкий голос, и я подумала, читает ли она своему отцу по вечерам у камина. Потом я вспомнила, что она не умеет читать. Хотя ее мягкость и кротость ограничивалась исключительно голосом, вяло подумала я, глядя на ее оживленные и ловкие движения, напряженно прямую спину и длинную, изогнутую, как у лошади, шею. В другой жизни она стала бы, наверное, прекрасной хозяйкой большого дома. Вероятно, лучшей, чем я. Работа в пабе могла закалить характер человека. И уж практически наверняка ее закалила борьба с бедностью. Хорошо хоть, что она уйдет отсюда богаче, чем пришла.
Она велела мне снять распашное платье и рубашку, обнажив руки, а сама подтащила к окну кресло и предложила мне сесть в него. Потом она туго обвязала лентой мое плечо и помассировала руку около локтя.
– Алиса, как ты думаешь, – спросила я, – у него уже появились ресницы?
– Ресницы?