Покрышкин

«У Саши Покрышкина я бывал в доме на улице Лескова. Саша голубей держал, и я тоже был голубятник. Он любил чисто светлых голубей, белобоких с белой шейкой. Курчат любил, у них на головке чуб, ножки лохматые, ленточных, белых трубачей... Какие же они красивые! Ну и надо, чтобы летали хорошо. Смотрим — как, где кружатся. Ценились выносливые, те, которые много часов могли находиться в воздухе. Очень красиво летали, радовали нас. Идут на посадку, опускаются, как начинают играть, играть... Это уже давно-давно было!..

Прихожу к Саше, сразу лезем на чердак, к голубям. И он у меня сколько раз был, на углу Писарева и Сенной. Этот дом и сейчас стоит. У Покрышкиных дом был, как и у многих на Закаменке, рубленый, крыт тесом по-амбарному. На улицу Лескова — два окна. Небольшой участок за оградой. Сарай, банька, огород — картошка, овощи. Деревьев высоких не было, они мешают голубям.

В доме две или три комнатки. Большая русская печь, за ней полати. Полно ребятишек... Отец — Иван Петрович — высокого роста, немного хромал, кажется, точно сказать не могу, одна нога у него была на протезе. Отец Покрышкина имел известность в округе как очень хороший мастер — печник и кровельщик. Печники тогда ценились. Строились частные дома, к Покрышкину даже очередь была. А какие он у себя в доме фигуристые водосточные трубы сделал! Я, когда приходил, всегда любовался. С нами отец не особо разговаривал, серьезный молчаливый человек. Я знал только, что он не хотел, чтобы сын шел в ФЗУ, а потом в летную школу — «нечего тебе там делать!».

Но мы стали учениками ФЗУ, «фабзайцами». Выдали нам синюю спецодежду, мы в ней ходили и по улице. Гордились! Саша жил в общежитии, учился во 2-й группе, я в 4-й. В группах по 30 человек. На класс выдавали всего три учебника. Разделимся по десять, один читает, остальные записывают. Желание учиться у всех, за малым исключением, было очень большое. И преподаватели подобрались сильные, квалифицированные, особенно по математике, черчению, литературе. Если кто отстает, все объяснят, подтянут.

Любили мы физрука, которого звали Володя-спортсмен. Хороший человек, за нами, мальчишками, присматривал. Раз в неделю он с нами занимался, проводил соревнования. Конечно, бегали мы на лыжах. В Кривощеково под мост шел крутой склон, там мы гонялись на лыжне. Саша хорошо ходил, хотя первых мест не занимал. Росточка он был еще невысокого, но крепкий, коренастый, имел силу в руках. На стадионе «Спартак» мы бегали на коньках. Делали здесь на бревнах высокую катушку, желоб гладко заливали льдом, по ступенькам можно подняться на самую верхушку. Оттуда Саша и катил на коньках. Скорость огромная! С самой верхушки мало кто отваживался. Я только до половины доходил.

Стадион «Спартак» — это было наше любимое место. Играли, конечно, в футбол. Сдавали успешно нормы ГТО — «Готов к труду и обороне СССР» — по плаванию, гимнастике, легкой атлетике, лыжам, конькам, стрельбе. Иметь тогда тачки ГТО и «Ворошиловский стрелок» — это была большая честь!

Общественный транспорт в городе — четыре маленьких автобуса, и все. Ходили пешком. Из дома по улице Писарева — как дашь! Через двадцать минут на железнодорожном цокзале. По мосту в Кривощеково ходила в шесть утра «передача» — пригородный поезд, два вагончика, маленький паровозик, который называли «кукушка». Всегда набит битком. Ехали несколько остановок. У моста садился Саша Покрышкин.

Дисциплина в ФЗУ строгая, опаздывать нельзя. На военном деле заходит в класс преподаватель, все встают. Дежурный докладывает. Никаких шалостей, болтовни. В конце учебы мы получили квалификацию слесаря-лекальщика 4-го разряда. Делали такие инструменты — плоскогубцы, штангенциркуль, нутромер, ручные тисочки, угольник, рейсмус, лекало... Помню нашего мастера — пожилой, высокий, умный. Никогда на ученика не закричит, если у того не получается. Расскажет интересно, поможет, чтобы все было точно и красиво.

Саша Покрышкин, не сказать чтобы бросался в глаза, был немногословен. Но отлично учился, был пограмотней других, так как пришел в ФЗУ, закончив не пять, а семь классов, и этим выделялся. Всегда выручит друга. Смелый, отчаянный даже, и справедливый — вот его характер! Но не хулиган. Такие в городе имелись, звали их «бакланы», носили они сапоги в гармошку, широкие штаны, красную рубашку и кушак, кубанку. Помню «знаменитых» закаменских братьев Речкиных, которые многих держали в страхе. Как-то мы закончили учебу, сели на «передачу». Переехали мост, тут закаменские выходят. Их встречает старший брат Речкин, у него нож. Мы все выскочили — Речкин сейчас драться будет! Тут внезапно появляется Покрышкин, взял Речкина за руку, крутанул, нож выпал. Саша отвел «баклана» в сторону, что-то ему сказал, и на этом дело закончилось. Речкин после этого сник. Закаменские вообще считались лихими ребятами, но шпаны, «бакланов», были единицы. В день стипендии у «фабзайцев» они одно время встречали тех, кто послабее, на вокзале, шарили по карманам, отнимали продуктовые карточки и деньги. С ворами боролся отряд особого содействия милиции, они носили красные повязки. Саша входил в этот отряд, на что, надо сказать, не все решались.

Кто-то из ребят уже баловался табаком, но никакой водки у нас не было и в помине.

Нас, всю школу, летом возили на маленьком пароходе «Орлик» в деревню на Оби. Там в бору мы жили в палатках, отдыхали, играли в футбол, волейбол, городки. На лодках ходили по реке. Помню, Саша был отличный гребец, здорово управлялся с веслами.

Также возили нас в Юргу, где мы тоже ставили палатки в лесу. Запомнился такой случай. Весна. Вода в Оби еще холодная, только лед сошел. Купаться нельзя. А Покрышкин, кажется, на спор, раздевается и прыгает в реку. Поплавал и вылазит как ни в чем не бывало.

...Вообще время было нелегкое, нехватка во всем. Одежду получали только по ордеру, который давали в ФЗУ, там смотрели, кто как живет. Мне выделили гетры и майку-футболку. Но я-то жил в семье, отец — столяр, работал на строительстве Дома Ленина, ипподрома и других зданий. Я ходил, смотрел. Питание домашнее — в основном щи и каша, мясо далеко не каждый день. Правда, рыбы дешевой было много, на базаре лежали целые вороха.

Жил народ очень дружно! Если праздник — все выходили на улицу. Гармошка. Танцы. В своем квартале я знал всех до одного. Мы, ребята, играли в бабки, сейчас эту игру забыли. От коровьей ноги брали бабку, сверлили дырочку, заливали свинец. Собиралось человек пять. По две бабки каждый ставил в ряд. На расстоянии десять метров — черта. Вытаскивали спичку — кто первый бросает свинцовый налиток. Не попал — штраф. Пять из десяти сбил — забираешь все. Ох, и ловкие были игроки! И Саша Покрышкин с нами играл. Но главное для нас с ним, я уже говорил, — это были голуби.

Бегали в кино, смотрели американские фильмы. Помню, «Знак Зорро», где бились на шпагах. Дрались и мы на кулачках улица на улицу, имели своих атаманов.

На Каменке любили мы рыбачить. Речка неширокая, всего метра три, а где мельница Петухова — там пруд. Вода чистейшая, мы ее пили. Родники били со дна. Ягоды и грибы собирали недалеко от своих домов, совсем рядом, было их полно!

Зима — не чета нынешним. Мороз стоит долго, 40–45 градусов, без ветра, все трещит. И ничего... Здоровье у людей было крепкое. Сейчас чуть дунет на кого, уже простыл, лежит, охает. А мой отец попросит мать затопить баньку, пропарится, выпьет кружку самогона, поспит на печи и утром говорит: «Не болею и не болел!»

Но в 1919 году от тифа, который косил мужиков в нашей деревне в 30 километрах от Новониколаевска, мы уехали в город, где и остались.

...Когда заканчивали учебу, Саша говорит: «Пойдем в летчики! Будем летать!» А мы ходили на аэродром, нас пускали туда. Аэропланы садятся двукрылые, летчики выходят и форме, в крагах. Красота! «Пойдем в летчики!» И я решил было. Но тут через Кривощеково шел эшелон новых грузовых автомобилей. Мы залезли, сели за руль. Ой, как мне понравилось! Буду шофером! И пошел после ФЗУ на 1-е западносибирские автокурсы. Шофером и проработал всю жизнь. На войне пушки таскал, раненых вывозил. Должен был полки обеспечивать снарядами! После войны заходил с товарищем в свое ФЗУ, смотрим, в кабинетах, где мы учились, стоят станки. Мастер говорит, что здесь делали для фронта снаряды, гильзы для патронов, орудия, полковые минометы, которые я тоже возил...

Видел потом один раз Александра Ивановича, уже генерала, когда он приезжал в Новосибирск. Подойти не решился. Но скажу, что все мы, «фабзайцы», стали людьми. Духом никогда не падали! Ребята все — ядреные. Замухрышек среди нас не было!..»