Покрывало ночи

— Следуя твоему божественному велению, я отправилась баловаться. — Старуха распялила пальцы, загибая их по одному на каждое следующее сообщение. — На одной ножке скакала — раз, в кошку плевалась — два, а потом старосте язык показала — три. А староста, он обиделся. И я ему сказала тогда, какой мне от тебя приказ вышел. Чтоб он за обиду себе того не держал. А он тогда сказал, что он вдовец, и что я вдова, и что нечего мне, как маленькой девочке баловаться. И предложил пойти ко мне и побаловаться, как взрослые люди балуются. Как от Богов заповедано. И сказал еще, что он давно на меня заглядывался. А я ему тогда сказала — а что ж мне с должностью-то делать? А он ответил, что я тебя неверно поняла, и что если б ты хотел, чтобы я в кошек плевалась, то не меня бы выбрал бы, а и вправду маленькую девочку. А что до него самого, то он давно в мою сторону смотрит, но против обряда поступать не можно, вот он и молчит. Ну, а раз ты сам велел… Я ему, конечно, много чего сказать хотела, да только ведь и он мне по нраву, что тут скажешь… А потом он меня слушать не стал, а просто взял на руки и понес. И вся деревня это видела. А отбиваться я не стала, потому что он сильный и всем смешно бы вышло, а разве ж я маленькая девочка, чтобы всем смешно делать? Так что я теперь — мужняя жена. А жена не может быть Хозяйкой, это все знают. Вот я и боюсь, не прогневала ли я тебя, и хочу знать, кто все-таки был прав тогда — я или мой муж?

Посох мелко вибрировал от сдерживаемого смеха. Курт не мог себе позволить даже такой роскоши.

— Твой муж прав, женщина! — мягко, но властно изрекло Божество. — Возвращайся к нему и будьте счастливы. Мне, пребывающему во плоти, не нужна Хозяйка. Уходя, я подберу тебе смену. Иди с миром женщина. Я благословляю тебя и твой брак.

Благодарно улыбнувшись, старуха низко поклонилась и тронулась обратно. А Курт получил основательный удар по лбу.

— Мур! — тоненько взвыл он.

Зато пришел в себя. Произнося «божественный», монолог он сам почти уверовал в свою божественность.

— Очнулся? — поинтересовался посох.

— Вроде бы… — выдохнул Курт.

— Тогда порадуйся, — предложил Мур. — Старая курица добаловалась, и теперь никто не будет вытирать грязные тряпки о твою физиономию.

— Это хорошо, — проворчал Курт, ощупывая лоб, — а только ты все же поосторожней. Синяки и шишки плохо сочетаются с сиянием божественности.

— Я тебе не говорил, что у тебя совсем нет художественного чутья? — поинтересовался посох.

— Нет, — удивился Курт. — Не говорил. А что, и вправду нету?

— Пойди к ближайшей луже и полюбуйся на себя! — гордо воскликнул Мур. — Я создал из тебя совершенное произведение исскуства! Ничто так не сочетается с сиянием нимба, как пара-тройка шишек и добрый синяк под глазом.

— Врешь ты все, — вздохнул Курт, возобновляя шествие по склону холма.

— И вовсе я не вру, а стараюсь тебя утешить, — проговорил посох. — Ну сам подумай, стало бы тебе легче если бы я сказал — ну и поганая у тебя рожа, Курт! Просто ужас! Кстати, мы пришли! — добавил он. — Сворачивай в эту улицу. Видишь во-он тот пестренький дом?

— Вижу, — сказал Курт. — Кстати, напомни-ка что нас там ожидает?

— А ты не помнишь? — удивился Мур. — Да-а… для мага у тебя просто отличная память. Дырявое ведро, а не голова.

— Я тебе не говорил, что просто обожаю разводить костры? — невинно поинтересовался Курт.

— При чем здесь костры? — поймался Мур.

— При том, что ты неплохо пойдешь на растопку! — с угрозой в голосе сообщил Курт.

— Ты злой, — укорил посох. — Злой, противный, не обладаешь навыками бесконфликтного коммуникабельного общения… и вообще деградируешь на глазах.

— Зато ты умный, — фыркнул Курт. — Давай, шевели набалдашником! А то я решу, что ты и сам ни черта не помнишь. Что я должен делать в этом красивом пестреньком доме?

— Снимать штаны и бегать! — хихикнул Мур.

— Чего? — оторопел Курт.

— Снимать штаны и бегать! — повторил посох.

— Неудобно бегать со спущенными штанами, — усмехнулся Курт. — Давай скорей, говори правду, а то дошутишься — я ведь так и сделаю!

— Там две пожилые дамы — по их собственному выражению, «плохие памятью». Совсем как ты, — ехидно добавил Мур. — А еще старичок-кузнец, который силы просил.

— Да, — сказал Курт внутренне холодея. — Теперь помню.

«А вдруг ничего не выйдет? Вдруг не получится?»

Томительная нота неуверенности, словно плащ, стекала с плеч, и прохладный ветер играл его мягкими складками.

«Отец Наш Сиген» решительно шагнул на порог.

«А вдруг не выйдет?! Вдруг… Ну, вперед!»

Вышло.

Курт даже удивился — с какой легкостью.

Правда, последствия оказались не такими, как он ожидал, но с последствиями всегда так. Ожидай, не ожидай — все равно случится не первое, не второе, не третье, а вовсе даже неожиданное.

На пороге дома его встретил старик. Старух видно не было, зато их было хорошо слышно. Даже слишком хорошо.

— Шумят, — вздохнул старик. — Позабыли, кто сколько соли в суп насыпал и куда этот несчастный суп потом дели, и почему вместо него на плите оказалось замоченное белье, и кто положил в это неладное белье мои клещи…