— А Боги вообще так не умеют, — заметил Зикер. — У них ведь карманов нету…
— Значит мне нужны карманы, — озабочено сказала Богиня. — Потому что я тоже так хочу.
— Будут тебе карманы, — пообещал Зикер. — Даграмант, можешь взлетать.
— Слушаюсь, — бодро ответил крокодил, взлетая в воздух.
— Ну… пойдем отсюда! — добавил Зикер.
Крокодил неслышно парил над их головами, высматривая вкусных врагов.
Стоя в собственной спальне, королева Шенген раздумчиво оглядывала развешанное на стенах оружие. Наконец, решительно тряхнув головой, она отложила в сторону привычный к руке меч и сняла со стены древний, от прадедов завещанный, топор.
Священный — но ведь и война какая!
Пояс с метательными ножами, лук со стрелами, еще кое-какие полезные в хозяйстве мелочи — и она была готова. К чему обременять себя лишней поклажей? Ехать придется быстро.
Дружина ждала во дворе, а время ждать не собиралось.
Теплая шероховатость утра толкнулась в лицо. Из-за мохнатых туч высматривало солнышко.
Обратившись к дружине, Шенген подняла над головой топор, и древние зачарованные руны вспыхнули в лучах восходящего светила.
Эруэлл спал и видел сон. Во сне он опять был в лодке вместе с Шенген. А потом она, сбросив одежду, прыгнула в воду, он разделся сам и последовал за ней. Ощутил на миг гибкое сильное тело, а потом…
— Так было, — произнес голос в его сне.
Невидимый бесплотный голос. Казалось, он звучал отовсюду.
— А так — будет, — продолжил тот же голос.
На миг все исчезло. Не было ничего. Эруэлл не ощущал даже своего тела. Лишь зрячий разум, содрогающийся от ужаса пребывания в абсолютной пустоте. Потом пустота куда-то подевалась, ужас кончился, и возникла другая картинка. Эруэлл увидел себя и Шенген в королевских нарядах. Вот они сидят в восхитительном старинном парке… вот — несутся на великолепных лошадях по высокой траве… и любят друг друга, сойдя с коней в этой же траве. Он видел прекрасный древний замок, пиршественную залу, лица друзей. Все, все живы! Видения наплывали одно за другим, текли, как вода — роскошь королевской спальни, снова Шенген…
Жена.
Объятия. Свечи. Ночь. Рассвет. Утро. Четверо детей, с радостным визгом несущиеся к отцу с матерью.
«Это наши дети,» — понял Эруэлл. — «Мои и ее».
И вновь древний замок. Развевающиеся знамена. Скачущий Белый Всадник. Всадник из легенд. Облачный Всадник. Трубящий В Рог.
Оннер.
«Я вижу древний Оннер!» — подумал Эруэлл. — «Замок и парк такие же, как тогда».
«Откуда я могу знать, как они тогда выглядели? Откуда?!»
— Понравилось? — поинтересовался голос.
— Да, — ответил Эруэлл.
И его голос странно забулькал, закувыркался пузырями во внезапно опустевшем пространстве.
«Опять пустота. Проклятье. Хуже любой пытки. Ни верха, ни низа».
— Древний Оннер. — одними губами прошептал Эруэлл.
— Древний Оннер можно вернуть обратно, — сообщил голос. — Это нелегко, но… ты сильный. У тебя может получиться.
— Кто ты такой? — спросил Эруэлл.
«Проклятая пустота. Не подавать виду, что мне плохо и страшно. Хотя он наверняка знает, как я себя чувствую. Сволочь. Гад».
— Ну, скажем так, я твой… хм, доброжелатель, — с легкой насмешкой объявил голос. — Я являюсь посланником одной весьма могущественной особы, которая — по достижении нами определенной договоренности — могла бы тебе помочь в твоих весьма честолюбивых планах. Если же означенная договоренность достигнута не будет… я буду весьма опечален преждевременной и полной страданий кончиной близких тебе людей. Я буду скорбеть вместе с тобой… прежде, чем помогу тебе последовать за ними.
«Ненавижу. Скотина. Спокойно, Эруэлл, только не подавать виду. Поболтай с ним. Кажется, на данный момент это все, что ты можешь, парень. Пусть говорит. Дадим ему понять, что мы его не боимся!»
— Из сказанного я заключаю, что у тебя нет имени, — нахально заявил Эруэлл, стараясь не поддаваться панике.
Трудно ведь быть никем и висеть в нигде. Трудно.
— Имя мое не имеет значения, — ответил голос.
«Значит, не имеет. Так-так». — А я слыхал, что добрые люди не стыдятся своих имен, — усмехнулся Эруэлл.
«Что, съел?»
— А кто тебе сказал что я — добрый? — откликнулся голос. — Я не злой и не добрый. Я — никакой, если ты успел заметить. Меня, вообще-то, строго говоря, и нет вовсе… но вышло так, что, кроме меня, некому предложить тебе то, ради чего ты готов на все.
Калейдоскоп ярких манящих образов вновь замелькал перед Эруэллом.
«Готов на все,» — продолжало звучать у него в ушах.
Что-то нехорошее было в том, как это прозвучало. Опасное.
«Готов на все».
«На что — на все?»
«Что такое — „все“?»
«Я не должен говорить даже в мыслях!» — внезапно подумал Эруэлл. — «Он же сам не видит того, что мне показывает! Я назвал Древний Оннер — и он увидел. А больше не назову. Пусть не надеется!»
— А мне и не нужно, — беспечно заметил голос. — Важно, что ты это видишь. И только я могу тебе это предложить.
— Только ты?! — насмешливо проговорил Эруэлл. — Что-то не верится. До сих пор я думал, что сам могу себе это предложить.
— Сам?! — осерчал голос. — Сам себе ты можешь предложить только вот это!!!