Начальник штаба принял донесение Столетова и, приказав поручику следовать с первым эскадроном, подъехал к Гурко.
В ожидании дальнейшего приказа Узунов посматривал по сторонам. Дорога избитая, пыльная, и Стоян с тоской подумал, что в этот день ему не раз придётся проскакать по ней от головы колонны до арьергарда, в котором идут болгарские дружины, и обратно к Гурко…
По колонне понеслась команда сделать привал, и солдаты рассыпались в поисках какой-нибудь тени. Устроившись, они жевали сухари, курили. К Узунову подсел ротмистр, открыл портсигар:
— Угощайтесь, поручик, здесь таких нет. Из самого Санкт-Петербурга!
— Спасибо, ротмистр.
— Вы какого эскадрона?
— Из ополчения генерала Столетова.
— То-то вижу, незнакомый. Слух был, вы на нас из-за Тырново в обиде?
— Не так уж, но скажу: болгарские воины хотели поучаствовать в деле. Тем более речь шла о древней столице Болгарии.
— Дайте срок, ваше ещё впереди.
— Это так, Осман-паша приберёг силы.
— Только ли он? Переходы через Балканы не шутка. Думаю, потому славному Иосифу Владимировичу и поручили Передовой отряд.
Проскакал в голову колонны Скобелев. Стоян посмотрел ему вслед:
— Мне довелось видеть генерала в бою под Систово. Он, кажется, совсем лишён страха смерти.
— Вот чего нет, того нет. Смерти, поручик, всяк боится. Разница лишь в том, как к ней относиться. Генерал Скобелев её презирает и тем храбрость солдатам придаёт. Обратите внимание, как они его любят и, не страшась, идут за ним в атаку.
— Весьма возможно.
— Не хотите ли пожевать холодной телятины?
— Нет, ротмистр. Сейчас бы в баньку…
— Чего захотели. В Габрово, извольте…
Короткий привал, и отряд снова тронулся.
Скобелев догнал Гурко, поехали стремя в стремя.
— Итак, Михаил Дмитриевич, я твёрдо убеждён: мы приняли правильное решение, перейти Балканы через Хайнкиейский перевал. Турки назвали его Предательским и считают непроходимым для больших сил, а мы этим воспользуемся.
— Если иного выбора нет, нам остаётся Хайнкией.
— Шипкинский перевал османы берегут строго. Турецкие таборы стоят при выходах через Твердинский и Тревненский перевалы.
— Позвольте мне, Иосиф Владимирович, открыть с добровольцами дорогу?
— Болгарские лазутчики сообщили: в деревне Присово нас дожидаются проводники. Они выведут нас в село Хайнкией.
— Долина Роз — долина крови, — покачал головой Скобелев.
Гурко снял фуражку, вытер лоб:
— Сочувствую солдату, да миссия у него святая. Вы, Михаил Дмитриевич, изволили выразить желание пройти Хайнкией с первыми добровольцами. А я полагаю, вам надлежит с частью имеющихся у нас сил продвинуться к Габрово, где, соединившись с отрядом генерал-майора Дерожинского, поступите в распоряжение генерала Святополк-Мирского. Совместным наступлением на Шипку со стороны Габрово, где наиболее значительные укрепления турок, вы прикуёте к себе внимание Халюси-паши, командующего Шипкинским перевалом, и обеспечите возможность нашему Передовому отряду, вырвавшись в Забалканье, повести наступление на Шипку от Хайнкиея.
— Вас, Иосиф Владимирович, не волнует отсутствие взаимодействия между отрядами?
Гурко хмыкнул:
— Отчего же? Но я не обсуждаю приказы, Михаил Дмитриевич. Нам велено «вперёд», и мы пойдём с верой в успех.
В самом конце июня Мраморное море было спокойно и тихо. Набрав в котлах пару, корабли резали синь морской воды. Под плеск волны о корпус парохода Сулейман-паша думал о превратностях судьбы человеческой, какие не минуют и султанов. Сулейман-паша сидел в плетёном кресле, нахохлившись, как ворон, а за спиной кучно сбились высшие офицеры его армии: Ариф-паша, Салил, Реджиб-паша, Шукри-паша, Мухлис-паша, Назим-паша.
Опытный военачальник, удостоенный всех высоких наград Оттоманской Порты, тридцатидевятилетний Сулейман-паша спрашивал себя и не мог ответить: какую лазейку в душе султана отыскали хитрые, как лисы, и коварные, как гиены, англичане? Их посол в Стамбуле открывает двери великого султана и его визирей так же легко, как открывается вход в те благопристойные публичные заведения для богатых иностранцев в столице Блистательной Порты.
Сулейман-паша — воин, он редкий гость в Стамбуле, особенно с тех пор, как его армия покоряла черногорцев, но молва — конь с крыльями. Когда, свергнув Абдул-Афиза, султаном стал Мурад Пятый, молва нашептала: заговор — дело рук английского посла Эллиота.
Не прошло и года, эта же судьба постигла и Мурада.
Ныне султан Абдул-Хамид слушает, что в его светлые уши нашепчет англичанин, какой яд вливают в его душу уста неверного.
Кабинет лорда Биконсфилда много обещал, но мало сделал. Втянув Порту в войну с Россией, лорд Биконсфилд теперь выжидает, чем всё кончится.
Мысленно Сулейман-паша анализирует причины неудач, постигших турецкую армию. Проклятые гяуры форсировали Дунай и взошли на Балканы. Терпят поражение опытные военачальники — сердер-экрем Абдул-Керим-паша, Осман-паша. Совсем в недавнем прошлом Оттоманская Порта наводила страх на весь христианский мир, а теперь, не приведи аллах, гяуры снимут полумесяцы с мечетей в Стамбуле.