Покуда есть Россия

Высокие горы в зелёном лесном массиве, гранитные скалы. Леса, поляны, на которых вольно разросся дикий шиповник. Разлапистые грецкие орехи, а у вершин сочные травы с крупными и мелкими цветами, жёлтыми и синими, белыми и красными, отчего всё кажется огромным, искусно сотканным ковром.

— Выпаса-то! — вздыхают солдаты.

У Хайнкиея полкам дали короткий отдых. Предстояло пройти тридцативёрстный перевал. Узкая каменистая тропа петляла вверх к ослепительно белеющим вершинам. Тропа терялась в угрюмо насупившихся горах, где гулял пронзительный ветер и клочьями зависали на скалах рваные тучи, а под обрывами рокотали бурные реки.

— Весьма неприветливая картина. — Глазастый Гурко приподнялся в стременах. — Пейзаж не для солдата, а для кисти художника Верещагина.

— Пожалуй, — подтвердил Столетов.

— А что, братцы, — обратился к стрелкам Гурко, — пожалуй, здесь и шинелишка пригодится?

— Раскатаем, ваше превосходительство! — ответил за всех бойкий солдат.

— Иосиф Владимирович, пустите в бой болгарских ополченцев, они рвутся в дело.

— Похвально, похвально, что вы ратуете за своих воинов. Вам, Николай Григорьевич, вместе с 27-м Донским полком держать Хайнкией.

Поручик Узунов стоял в группе проводников и хорошо слышал разговор генералов.

— Но, Иосиф Владимирович…

— Никаких «но», Николай Григорьевич. Нам предстоит серьёзное дело, и, при всём моём уважении к болгарским воинам, здесь я могу положиться только на русского солдата. Вашим же дружинам надлежит обстреляться. Убеждён, они ещё успеют показать себя, так и передайте ополченцам.

— Иосиф Владимирович, это болгарская земля, и дружинники будут драться за неё до последней капли крови.

— Разве мы лишаем их возможности сражаться за свою родину? Их патриотический порыв заслуживает глубокого уважения. Оставляя вас здесь как арьергард, убеждён, в случае наступления противника на перевал болгарские воины и донцы удержат позиции. — И, повременив, добавил: — Вы же, Николай Григорьевич, прекрасно понимаете, Хайнкией — слабая ниточка, которая на сегодня будет соединять наш отряд с Дунайской армией, когда мы окажемся в Забалканье.

— Разрешите отдать распоряжение?

— Поезжайте. Не будем терять времени, начнём марш. Да и усачи заждались, видите, поглядывают нетерпеливо, — Гурко указал на проводника.

— Иосиф Владимирович, может, возьмёте одну из дружин?

— Нет, болгары пойдут вслед за бригадой драгун. На той стороне перевала я намерен дать простор кавалерии. Конной атакой мы овладеем селением Хайнкией. Поручика Узунова оставьте при мне, он будет нашим связным.

В окружении штаба Гурко смотрел, как первыми стали подниматься к перевалу 4-я стрелковая бригада и две сотни пластунов. Казаки шли легко, подоткнув полы черкесок под узкие наборные пояса. Один за другим, прижимаясь к скалам, уходили солдаты в гору. В батареях снимали с лафетов орудия, опорожняли зарядные ящики. Орудийная прислуга готовилась нести пушки на руках.

— Распорядитесь помочь им, — бросил Гурко адъютанту. — Снаряды раздать по ротам. Пусть батальонные пустят вперёд кашеваров. Возьмём Хайнкией, накормим солдат горячей пищей, иначе ввяжемся в бой, — впору сухариков погрызть… Ну-с, господа, — Гурко обвёл взглядом штабных офицеров, — пора и нам на ту сторону…

За стрелками, ведя коней в поводу, тронулась конница, а следом к Хайнкиею потянулись дружины.

— В добрый путь, братушки! — напутствовали солдат ополченцы.

Генерал Столетов отдавал указания командирам дружин:

— Первой и пятой дружинам прикрыть выходы на перевал. Данную задачу возлагаю на вас, полковник Вяземский. В резерве дружина капитана Попова… За Хайнкией мы в ответе…

Когда командиры дружин разошлись, Столетов сказал начальнику штаба ополчения:

— Я верю в болгарского воина.

— Разделяю вашу точку зрения, — согласился подполковник Рынкевич. — Убеждён, ваше превосходительство, неприятель не предпримет попыток отбить перевал.

— Подполковник, — прервал Рынкевича Столетов, — мы не можем полагаться только на интуицию. Туркам известны на Балканах все тропы, и кто поручится, что они не попытаются отрезать генерала Гурко от основных сил.

А Передовой отряд всё выше и выше поднимался в горы. Крутая тропинка местами вилась над самым обрывом. Лошади пугливо косились, храпели. Солдаты жались к скалам. Стоян вёл коня в поводу, то и дело поглаживая его по холке.

— Внизу теплынь, а тут вона — снега, — переговаривались солдаты.

— Глаза слепнут, братцы!

— Всю обутку в горах дорвали. Вона, сапоги каши просят!

— По такой стёжке вниз босыми спустимся.

— Ты ещё попробуй спустись. Не доведи Бог, турок вон ту горку оседлает и на выбор постреляет.

— Всех до едина положит…

Спуск оказался труднее подъёма. Ноги скользили на мелких камешках, от усталости била дрожь. Жалобно ржали кони, садились на зад, упирались передними копытами в каменистую тропу.

Гурко подбадривал солдат:

— Скоро конец пути, братцы, а там привал: еда горячая, сон. Вспомните, как суворовские чудо-богатыри Альпы-горы одолели. Будем их достойны!