Покуда я тебя не обрету

— Нет, оно разбито, разбито! — решительно сказала Ингрид. Эти слова Джек расслышал хорошо и вышел из ванной.

— Тебе только кажется, — сказала Алиса.

— Ты меня обманула. Я просила другое! — крикнула Ингрид.

— Я дала тебе то, что у тебя есть на самом деле, твое настоящее сердце, как есть, крошечное, — добавила мама.

— Пошла ты в жопу! — заорала Ингрид.

— Не надо при Джеке, — сказала Алиса.

— Я ничего тебе не скажу, — ответила девушка и поднесла зеркало ближе к своей груди. Да, это было не то, чего она хотела, и все же она не могла оторвать глаз от своей татуировки.

Алиса встала с кровати и ушла в ванную. Прежде чем закрыть дверь, она сказала:

— Когда-то ты встретишь нового мужчину, Ингрид, и это обязательно случится, и вот теперь у тебя есть сердце, которое ему будет приятно сжать в руках. Там же тебя будут касаться твои дети.

Алиса включила воду — она не хотела, чтобы Джек и Ингрид слышали, как она рыдает.

— Ты не перебинтовала ее, — сказал Джек, обращаясь к закрытой двери.

— Вот и перебинтуй девушку, Джеки, — отозвалась мама, — я не хочу к ней прикасаться.

Джек оторвал немного марли и выдавил на него вазелина; кусок как раз закрыл татуированное сердце. Затем он достал пластырь и приклеил марлю к груди Ингрид, следя за тем, чтобы не прикоснуться к соску. Ингрид немного вспотела, пластырь не хотел приклеиваться.

— Тебе раньше приходилось это делать? — спросила девушка.

— Еще бы, конечно, — сказал Джек.

— Не ври. К женской груди тебе еще не случалось прикасаться.

Джек в ответ повторил ей обычные слова, он хорошо знал, что говорит мама.

— В течение дня пусть будет под пластырем. Будет немного болеть, как будто ты подгорела на солнце.

Девушка тем временем застегивала рубашку, лифчик надевать не стала.

— Откуда ты знаешь, что будет болеть и как это будет? — спросила его Ингрид. Она вытянулась во весь рост, Джек едва доставал ей до пояса.

— А потом смажь мазью, — завершил инструктаж Джек.

Она наклонилась к нему, Джек подумал, что она снова будет его целовать, и закрыл рот руками. Наверное, он дрожал, потому что Ингрид положила руки ему на плечи и сказала:

— Не бойся, я не сделаю тебе больно.

Она не стала его целовать, а шепнула на ухо одно слово:

— Сибелиус.

— Что?

— Скажи маме, что он часто повторял слово "Сибелиус". У него на уме один только Сибелиус. Думаю, я тоже туда наведаюсь.

Ингрид приоткрыла дверь в коридор, осторожно выглянула. Создавалось впечатление, что для нее это знакомая процедура, словно ей не раз уже приходилось покидать номера отелей так, чтобы ее никто не заметил.

— Сибелиус? — повторил Джек. Наверно, думал он, это какое-то норвежское слово.

— Я сказала это только ради тебя. А не ради нее, — сказала Ингрид My. — Так своей маме и передай.

Джек проводил ее взглядом. Вылитая взрослая женщина, сзади она вовсе не походила на ребенка.

Он вернулся в номер и принялся прибирать: проверил, что баночки с красителями и вазелином плотно закрыты, запаковал бинты, оторвал кусок бумажного полотенца и разложил на нем иглы двух тату-машин — "Джоунси", с помощью которой мама наносила трафареты, и "Роджерс", для закраски. Джек знал, что мама всегда чистит иглы после работы.

Алиса наконец вышла из ванной, было видно, что она долго плакала. Джек всегда считал свою маму писаной красавицей, и то, как на нее смотрели другие мужчины, лишь убеждало его в том, что он прав. Но сейчас она выглядела совсем по-другому; наверное, ей было очень трудно, наверное, она впервые татуировала такую юную и красивую девушку.

— Эта девица, от нее сердце замирает, Джек, — сказала мама.

— Она сказала "Сибелиус", — сообщил он.

— Чего?

— Сибелиус.

Мама, казалось, не больше поняла смысл сказанного, чем Джек. Она задумалась.

— Может быть, он туда уехал, — сказал Джек. — Может, там мы его найдем.

Алиса покачала головой. Джек решил, что Сибелиус — это еще один город, куда они не собирались. Он даже не знал, в какой стране этот город.

— Так где это? — спросил Джек.

Алиса снова покачала головой.

— Это не где, это кто, — сказала Алиса. — Сибелиус — это фамилия финского композитора. Сибелиус — финн, он жил в Финляндии, и это значит, что твой папаша отправился в Хельсинки, Джек.

В Хельсинки они точно не собирались. Название Джеку очень не понравилось, в самом деле, что еще за Хельсинки такие и почему их много?

Но сначала Алиса хотела поговорить с Трондом Хальворсеном, халтурщиком, который не моет иглы и заразил Уильяма. Таких, как Хальворсен, Татуоле называл "мясники". Работал он у себя дома на первом этаже, в Старом городе, то есть в восточной части Осло; салоном ему служила кухня.

Тронд Хальворсен оказался старым матросом. У него были "ручной работы" (то есть не машинные) татуировки из Борнео и Японии, на левой руке красовалась обнаженная девушка от Татуоле, а на правой — работа его учителя Тату-Джека. На бедрах и животе у него было вообще что-то ужасное, его собственных рук и игл дело.

— Это я так ремесло осваивал, — говорил он, показывая Алисе свои художества.

— Расскажи мне про Партитурщика, — начала она.