Покуда я тебя не обрету

Он как-то втиснулся в комбидрес лимонного цвета с обнаженным животом и спиной, – к сожалению, его мощная растительность ниже пупка оказалась не прикрыта. Ничего, Джек тут же все сбрил. Затем побрил ноги, порезавшись. Ничего, заткнул рану туалетной бумагой и выкрасил ногти на ногах в ярко-красный цвет – точь-в-точь как кровь. Затем нашел трусики персикового цвета – их тоже пришлось надрезать, иначе они отпилили бы ему кое-что нужное, и влез в голубую мини-юбку. Застегнуть он ее, конечно, не мог, но в целом этого и не добивался – вид кружевных персиковых трусиков на общем фоне производил нужное Джеку впечатление. Выглядел он черт знает как, но ровно так же выглядели остальные участники вечеринки на вилле и посетительницы бара «Сансет-Маркиз».

Встав перед большим зеркалом, Джек обнаружил, что побрил ноги несколько торопливо, – казалось, их кто-то обработал газонокосилкой. Юбка съехала с левого бедра, правый бок комбидреса обо что-то разорван, виднеется часть лифчика цвета слоновой кости. Груди – теннисные мячики явно уступали в размерах бицепсам. Больше всего Джек походил на игрока в хоккей на траве на четвертом месяце беременности.

Он бы не стал красить ногти, если бы мог надеть свои туфли – но модель придавила ими его пиджак, который покоился на дне ванны, под пятнадцатисантиметровым слоем воды.

Ну да тусовка все равно музыкальная, едва ли там на входе громилы, проверяющие, как ты одет. Хватит и того, что он втер себе в волосы немного геля и просушил их феном. Теперь он походил на немного беременного хоккеиста, завершившего карьеру на поле и вышедшего на панель, после чего в него еще ударила молния – но что такое все это в сравнении с девчонками, которые обычно тусуются с музыкантами в «Сансет-Маркиз»! Джек дал бы им сто очков вперед на конкурсе красоты.

Впрочем, только не той модели, которую он трахал, – та-то была весьма сексуальна. Оказалось, она сбросила штаны и рубашку Джека и отплясывала посреди толпы восторженных зрителей в Джековых трусах и своем лифчике. Все присутствующие были так ею поглощены, что Джек мог быть не Джек, а хоть Тосиро Мифуне в женском платье, никто бы не заметил. Только один парень в углу, который, кажется, делал искусственное дыхание губной гармошке. Он положил инструмент в карман и уставился на Джека – особенно на его теннисные груди.

– Ты что, с ней? – спросил парень, кивнув в сторону модели.

– Трусы и лифчик мне, кажется, знакомы, – сказал он.

Типичная реплика Джека Бернса – так он себя выдал.

– Ты мог бы сойти за Джека Бернса, – сказал губной гармонист, – но я никому не скажу.

– В самом деле? Тогда не подскажешь, где эта красотка в трусах бросила остаток одежды?

Парень кивнул в сторону дивана, где вытянулась длинная юная леди – то ли спит, то ли пьяна, то ли окочурилась, – накрытая Джековой белой рубашкой, о которую она предварительно вытерла губную помаду. Джек нашел свои брюки и вытащил из левого кармана кошелек. Штаны ему были не нужны – зачем, если пиджак от них покоится на дне ванны, а уж белых рубашек у него сотня-другая найдется. Это уж такая ночь – ты фиксируешь убытки и сматываешь удочки.

Модель все плясала.

– Скажи ей, что трусы может оставить себе, а лифчик пусть мне вернет, – сказал Джек парню с гармошкой, который извлекал из несчастного инструмента звуки, какие издают сбитые проезжающей машиной мартовские коты; тот лишь кивнул.

Поблизости возник громила, который не заметил, как Джек входил; теперь он последовал за Джеком наружу, в полутемные аллеи, где расположились другие виллы – в одних горит свет, в других нет. На траве лежала роса.

– Эй, постой-ка, – сказал громила. – Кто-то тут вякнул, будто ты этот извращенец Джек Бернс.

Джек едва доставал ему до подбородка. Громила стоял у него на пути. В обычной ситуации Джек просто обошел бы его – такие не могут выиграть у него даже гонку от дверей «Макдоналдса» до кассы; повстречай этот громила Джека в толпе, не посмел бы и близко подойти. Но в такой юбке Джек не мог никуда убежать, колени терлись друг о друга.

– Это ты, конфетка моя? – раздался голос Эммы; громила уступил Джеку дорогу. – Боже мой, ты погляди на свою ширинку!

Эмма обняла Джека за бедра, подтянула к себе, поцеловала в губы, размазав помаду.

– А что с твоими туфлями, конфетка моя?

– Они утонули, – ответил он.

– Надеюсь, это не сокровище от Маноло Бланика, дрянная ты девчонка, – сказала Эмма и мощно схватила Джека за задницу.

– Сраные лесбиянки! – крикнул им вслед громила.

– Эй, ты, у меня есть здоровый пластиковый хер, так вот, если я засуну его тебе в жопу, ты заплачешь, как дитя! – крикнула Эмма громиле, который неожиданно побледнел, это было заметно даже при лунном свете.

У бара на стойке валялся какой-то долговязый, перевесился на другую сторону, словно тряпка, которую повесили сушиться.

– По-моему, в Калифорнии запрещено водить машину босиком, – сказала Джеку Эмма.

– Обещаю тебе, что не буду спать с Лесли, – шепнул ей Джек.

Джек почти спал, а пенис все не успокаивался в руке у миссис Оустлер. Она вдруг сказала: