Покуда я тебя не обрету

– Ваш отец был фан-та-сти-ческий органист, великолепный учитель, – поведал Джеку Андреас Брейвик. – Весть о том, что произошло с ним в Копенгагене, попала в Осло раньше, чем он сам. Все знали о его трагедии и глубоко сочувствовали ему.

– Так моя мама вас соблазнила? – спросил Джек.

Припухлые щеки словно окаменели.

– Я знал одну лишь Ингрид, – ответил Брейвик. – Юноша, у которого за всю жизнь была лишь одна возлюбленная, слаб и незащищен, особенно если встречает женщину старше себя, особенно если у той уже есть «слава». Ваша мама сразу взяла быка за рога, сказала мне так: «Андреас, ты же на самом деле девственник; у тебя же ведь, по сути дела, ничего в жизни не было». Метод, конечно, довольно тупой, но эффективный; она, конечно, просто дразнила меня, но что тут поделаешь…

– Где ты сделала ему татуировку? – спросил Джек маму.

– В укромном месте, и он никогда ее не забудет, – прошептала она, улыбаясь Андреасу.

Наверное, на грудине, решил Джек; конечно, иначе бы юноша так не дрожал, когда мама его касалась.

– Не оставляй это место неприкрытым пару дней, – сказал Джек Андреасу; мама меж тем вежливо, но твердо выталкивала того прочь из комнаты, казалось, ему больно идти… – Будет болеть, как если бы ты сгорел на солнце. Смажь какой-нибудь мазью лучше.

– Андреас ничего не знает, – рыдала после его ухода Алиса, – если бы он что-нибудь знал, он обязательно бы мне сказал.

Так она сказала Джеку; он понял маму превратно (разумеется), а она имела в виду, что Брейвик ничего не знает о планах учителя. Зато о них была хорошо осведомлена Ингрид My, и Алиса ничтоже сумняшеся сообщила ей, что спала с ее женихом. Ингрид в жизни никто так не предавал; из-за трудностей с речью она всегда была изгоем, стеснялась говорить с людьми и появляться в обществе. Ингрид не нашла в себе сил простить Андреаса – но тут и Алиса постаралась, она досаждала девушке как только могла.

Джек запомнил воскресенье, когда мама взяла картонку, написала на ней большими буквами «ИНГРИД МУ» и пошла с сыном в собор, где встала в центральном проходе. Джек думал, что на органе играл Рольф Карлсен – все только о нем и говорили, какой он знаменитый человек и так далее, и музыка в самом деле была восхитительная.

Еще бы! Ведь за мануалом сидел не Рольф Карлсен, а Уильям Бернс! В тот день Джек единственный раз слушал, как играет отец; правда, в отличие от встречи в ресторане, об этом никто из них не знал – ни Джек, ни Уильям.

– Мне так жаль, что он сделал тебе больно, – сказала Алиса Ингрид My, когда та пришла к ней в отель за татуировкой.

Джек решил, что речь о папе, а на самом деле имелся в виду Андреас Брейвик, который переспал с Джековой мамой; папа же с Ингрид не спал вовсе.

Джек помнил, как искажались изящные черты лица Ингрид, как исчезала ее красота, едва она начинала говорить; ей было и правда очень тяжело. Джек, конечно, не понимал, в чем дело, – он-то думал, ей больно целоваться, а тем, кто целуется с ней, неприятно. Джеку стало стыдно, когда он представил себе, как ее целует его папа.

– Я не стану выводить его имя, – сказала Алиса.

– А мне это не нужно, – ответила девушка, сжав изо всех сил зубы, словно боялась показать язык.

Она хотела татуировку в виде разбитого сердца.

А Алиса вывела у нее на теле целое сердце! Так помнил Джек.

– Ты меня обманула. Я просила другое! – крикнула Ингрид Алисе, когда дело было сделано.

– Я дала тебе то, что у тебя есть на самом деле, твое настоящее сердце, как есть, крошечное, – возразила Алиса.

– Я ничего тебе не скажу, – ответила девушка.

Ингрид шепнула Джеку на ушко слово «Сибелиус»; оказалось, она имела в виду не самого композитора, а консерваторию его имени в Хельсинки, где учились следующие ученики Уильяма. Брейвик сказал «нужно ковать много мечей», среди этих мечей были и новые ученики.

– Ингрид бросила орган, – сообщил Джеку Андреас. – Она вернулась к фортепиано, без особого успеха. Я же остался на органе. Человек обязан развиваться, расти, иначе нельзя – и вот я рос, – сказал он чрезвычайно гордо. – Потом она вышла замуж, тоже без особого успеха.

Джек решил, что Брейвик ему решительно не нравится – самодовольный, надутый, даже жестокий.

– А ваш брак, он успешный или как? Вы вообще женаты? – поинтересовался он.

Тот пожал плечами:

– Я стал органистом. Уж если на то пошло, я благодарен вашей матери. Она спасла меня от женитьбы – а в том возрасте мне еще рано было жениться. У меня началась бы личная жизнь, а это отнимает уйму времени; мне же нужно было целиком сосредоточиться на музыке. Что же до Ингрид, я уверен, за кого бы она ни вышла, она бы в итоге предпочла личную жизнь музыке и карьере. Более того, я уверен: выйди она за меня, ее личная жизнь сложилась бы точно так, как она в итоге сложилась. У Ингрид никогда ничего не получалось, она что ни делала – все из рук валилось.

Как у многих людей, добившихся славы, у Андреаса Брейвика имелись ответы на все вопросы. Чем больше он говорил, тем сильнее Джеку хотелось поскорее найти Ингрид My.