Покуда я тебя не обрету

Но с другой стороны, как еще начать Джеку письмо Мишель Махер после пятнадцати лет молчания?

Дорогая Мишель!

Я сейчас в Хельсинки, ищу пару лесбиянок. А ты чем занята?

Наверное, такое начало «чересчур странное». Джек скомкал листок и выбросил его в корзину. Лучше начать как-нибудь издалека.

Дорогая Мишель!

У меня новость – моя мама умерла. Оказалось, она всю жизнь лгала мне про отца – и, кажется, про все остальное тоже; все, что она мне говорила, видимо, сплошная ложь. Я сейчас в Европе; когда-то я думал, что на этом континенте мой папа переспал со всем, что движется, но оказалось, все наоборот – это моя мама трахалась с кем попало, в частности насиловала тринадцатилетних мальчиков и соблазняла лесбиянок.

Любопытная история. Ты думаешь, ты все знаешь про свою жизнь, а копнешь – и выясняется бог знает что!

Этот лист бумаги Джек тоже выкинул. В итоге он решил, что единственный способ открыть переговоры с Мишель – это притвориться, что у него кожное заболевание. Нет, постойте-ка! Про что она ему написала? А-а, пожелала удачи со сценарием по «Глотателю»! Вот оно! Мишель – фанатка книг Эммы Оустлер. Наверное, можно подойти с литературной стороны, это произведет нужное впечатление.

Дорогая Мишель!

Спасибо за письмо. Я в самом деле был очень близок с Эммой Оустлер, хотя мы никогда и не занимались любовью, она только держала меня за пенис. Когда пишешь по книге сценарий, всегда приходится что-то менять, поэтому и мне пришлось кое-какие вещи переделать. Например, я заменил имя порнозвезды – ну разве я похож на человека по имени Мигель Сантьяго? Кроме того, никакой порнографии в фильме не будет – я придумал совсем другое кино. На порнографию будут только намеки. Кстати, мне говорят, что пенис у меня довольно маленький (в смысле, бывают и подлиннее).

Письмо Мишель Махер решительно не хотело писаться. Для Мишель он явно «чересчур странный», да не только для нее – для любого человека, который отчаянно не страдает от одиночества, не сошел с ума, не остался в детстве, не несет в сердце вечную скорбь (или по иной причине пребывает в депрессии), не изменяет мужу, не имеет татуировок (скажем, осьминога на заднице), не является пожилой женщиной, которая не прочь трахнуть кого-нибудь помоложе!

Вдобавок Джек израсходовал всю фирменную бумагу отеля «Торни». Он был в ярости, день не удался – всё эти чертовы беременные бабы с их чертовой аэробикой, ну и плюс немецкий порножурнал (Джек едва не пошел купить его). На самом деле, понял Джек, и его стало трясти, он хочет заняться любовью с милой беременной женщиной – вроде как с женой, как с женщиной, которая вскоре родит его ребенка, как с Мишель Махер (он до сих пор на это надеялся).

Но это все мечты, ведь Джек не голоден и не устал; его реальный шанс – это снять кого-нибудь в ирландском пабе или позвонить Марианне. Впрочем, когда она закончит работу, Джек будет уже «слишком усталым», а искать «бравую девицу» в ирландском пабе – увольте, это просто унизительно.

Не дожидаясь вечера, Джек позвонил в Академию имени Сибелиуса и поинтересовался, не может ли кто подсказать ему, где найти двух выпускниц, которые учились там в семидесятые. Это оказалось непросто – для начала на том конце провода никак не могли предоставить Джеку человека, сносно говорящего по-английски, а потом, ведь Джек не знал фамилий своих девушек! Вот уж поистине поиски черной кошки в темной комнате.

– Я понимаю, вы будете смеяться, но мне нужны Ханнеле и Ритва, Ханнеле играла на виолончели, а Ритва на органе, и еще они были вместе, это все, что я знаю.

– Вместе? – переспросила женщина на другом конце провода.

У нее сомневающийся тон, как у опытного букиниста, который про себя уверен, что вы неправильно запомнили название нужной вам книги, но ведет себя вежливо.

– Ну да, они вроде как лесбиянки, – сказал Джек.

В ответ последовал глубокий вздох.