Покуда я тебя не обрету

– Я не знаю, как в медицинском мире называется терапия, в которой я участвую, – объяснил Джек. – Я имею в виду, мне неизвестен точный психиатрический термин.

– О, его может и не существовать, – сказала доктор Крауэр-Поппе. – Просто опишите нам, что вы делаете.

– Не знаю даже, с чего начать. Доктор Гарсия – она, кстати, восхитительная женщина, ей за шестьдесят, у нее куча детей и еще больше внуков, – несколько лет назад потеряла мужа…

– К ней ведь в основном женщины ходят, не так ли, Джек? – перебил его отец. – У меня сложилось такое впечатление по прочтении статей про эту историю с Люси – вы ведь помните, как Джек обнаружил у себя в машине на заднем сиденье какую-то девицу? – спросил Уильям у дам. – И она, и ее мать, оказывается, лечатся у Джекова психиатра! Не иначе, в Калифорнии дефицит психиатров!

– Уильям, мне кажется, будет правильнее, если Джек сам расскажет нам про своего врача, – сказала доктор фон Pop.

– Вот оно что, – смутился папа; Джека прошиб холодный пот – Уильям произнес эти слова точно так же, как он сам.

– Итак, доктор Гарсия требует от меня, чтобы я все рассказывал ей в хронологическом порядке, – сказал Джек; психиатры закивали, а Уильям почему-то принял обеспокоенный вид.

– А что именно ты ей рассказываешь? – спросил он.

– Все. Все, от чего я испытываю радость, все, что заставляет меня рыдать, все, от чего я прихожу в ярость, – вот в таком духе, – сказал Джек.

Доктор Крауэр-Поппе и доктор фон Pop перестали кивать и вместо этого уставились на Уильяма. Кажется, мысль о том, что именно вызывает у сына радость и слезы, спровоцировала неожиданную реакцию.

Уильям положил руку на сердце, точнее, стал ощупывать у себя левую половину груди, словно искал что-то, пытался нащупать нечто то ли под рубашкой, то ли под кожей. Он знал, что ищет и где оно; его, Уильяма, радость и его слезы – это Карин Рингхоф, дочь коменданта. А ярость – то, что случилось с ее младшим братом.

– Кажется, эта терапия – довольно длительное предприятие, – сказала Джеку доктор Крауэр-Поппе, не сводя глаз с руки Уильяма, – и она, и Джек знали, к какой татуировке прикоснулся сейчас его отец.

Дочь коменданта; ее младший брат.

Лицо Уильяма искажала гримаса боли, и поэтому Джек понял, что папа нащупал указательным пальцем точку с запятой – первую и, возможно, последнюю точку с запятой в карьере Дока Фореста.

– Да-да, я бы сказала, вы не проходите курс терапии, а пишете целый роман, – сказала доктор фон Pop, также не сводя глаз с Уильяма.

– Значит, сынок, ты излагаешь в хронологическом порядке все, что дарило тебе радость, вызывало у тебя слезы и приводило в ярость, с детства и по сию пору? – спросил папа, вздрагивая, словно от боли, при каждом слове, словно на каждое слово откликалась на его теле татуировка (на ребрах, над почками, на ступнях – где имена Джека и его сестры).

Джек знал – ты испытываешь жуткую боль, татуируясь во всех этих местах, но Уильям Бернс намеренно сделал себе татуировки именно там – и не только там, а везде, где больно, кроме пениса.

– И как вы считаете, эта терапия вам помогает? – со скептическим видом спросила доктор фон Pop.

– Мне кажется, да; во всяком случае, сейчас мне гораздо лучше, чем прежде, – ответил Джек.

– И вам кажется, что лучше вам стало именно от хронологического метода? – спросила доктор Крауэр-Поппе.

Судя по тону, подумал Джек, она-то считает, что таблетки куда надежнее, чем пересказ в хронологическом порядке хороших и плохих моментов своей жизни.

– Да-да, мне кажется, именно… – начал Джек, но его снова перебил отец.

– Это варварство! – закричал он. – Если хотите знать, я считаю, это просто пытка! Сама идея пересказать в хронологическом порядке все, что в жизни заставило тебя радоваться, плакать и гневаться, – боже, ничего более похожего на самый отъявленный мазохизм я в жизни не слышал! Ты с ума сошел, Джек!

– Папкин, я думаю, мне это помогает. Благодаря тому что я все излагаю в хронологическом порядке, я способен держать себя в руках. Делая это, я успокаиваюсь.

– Мой сын решительно выжил из ума, – сказал Уильям.

– Вы так думаете, Уильям? Но почему же тогда в психиатрической лечебнице содержитесь вы, а не он? – спросила доктор фон Pop.

Доктор Крауэр-Поппе закрыла свое прекрасное лицо руками; на миг Джек подумал, что слово «лечебница» – очередной пусковой механизм, как и татуировка от Дока Фореста на левой половине груди; последнее было ясно как день, правда, этот пусковой механизм, видимо, из тех, что можно остановить, судя по тому, что папа убрал руку от груди.

Тут появился официант – невысокого роста человек, подпрыгивающий не хуже Уильяма и мистера Рэмзи, только полный, с совсем маленьким ртом и пышными усами (кажется, они щекотали ему нос, когда он говорил).

– Was darf ich Ihnen zu trinken bringen? («Что принести вам выпить?») – спросил он скороговоркой – все слова слились у него в одно.

– Как вовремя, – сказал Уильям; официант же решил, что он что-то заказал.

– Bitte? – спросил он.