Покуда я тебя не обрету

– Джек, ты вообще моешь себе там? У тебя же там нитки от одежды и одеял!

Все это была лишь прелюдия. Эмма могла играть Вронского, а могла быть самой собой (роль Эммы Оустлер в пьесе «Жизнь Джека Бернса» всегда была главной) – все это вело к последней реплике. Последняя реплика – это самое главное, не уставала повторять мисс Вурц.

– Последнюю реплику нужно сказать так, Джеки, чтобы зрители ахнули. Так ее сказать, чтобы ее до самой смерти никто не забыл, понимаешь?

В пьесе, которую играли Джек и Эмма, последняя реплика была такая:

– Ну а как поживает малыш? Он ничего себе не надумал, а, Джек?

Время было самое критическое – они репетировали «Анну Каренину», потом им предстояли «Разум и чувства» (мисс Вурц в соавторстве с Джейн Остин). А Джек и Эмма делали в постели у Джека «домашнее задание». Снизу доносились звуки – Лотти копошилась на кухне. На вопрос Эммы Джек всегда отвечал:

– Да так, ничего пока не надумал.

– Ну дай мне посмотреть, конфетка моя.

Джек показывал, Эмма вздыхала. Какая же грусть заключалась в этом вздохе (правда, Джек мог ее и вообразить – он слишком много думал о судьбе бедняжки Анны). Во всяком случае, он хотел, чтобы разочарованиям Эммы был скорее положен конец.

– Ну, иногда ему снятся сны, – продолжил однажды Джек.

– Какие сны? Кто тебе снится, Джеки?

– Ты, – отвечал мальчик (ну это еще не так страшно, вот как ей сказать про мисс Вурц?).

– А что я делаю?

– Ну, как бы это… твои усики, они играют важную роль.

– Ах ты, юный извращенец, пенис мой сахарный, негодник Джек…

– А еще на мисс Вурц только нижнее белье! – выпалил от неожиданности мальчик.

– Я чего-то делаю вместе с мисс Вурц? Джек, о боже мой!

– Нет-нет, мисс Вурц совершенно одна, просто у нее твои усики, – признался Джек. – И нижнее белье.

– Чье нижнее белье?

Джек сбегал в комнату Лотти и принес Эмме ее каталоги.

– Джек, ты полный кретин! Только подумайте – он вообразил, что я это надену! Побойся Бога, Джек, вот я тебе сейчас покажу настоящее нижнее белье!

Джек уже видел ее старый «тренировочный» лифчик – теперь на ней был новый, на первый взгляд лишь чуть-чуть побольше. Тут Эмма его сняла, и оказалось, что под ним кроется нечто более массивное, чем прежде; а потом Эмма сняла и трусики и приложила их к юбке. Кружева, украшавшие предмет интимного туалета, произвели на Джека и его малыша новое, невиданное раньше впечатление.

– О-го-го, он дернулся, – сказала Эмма.

– Кто?

– Кто-кто, а то сам не знаешь.

Джек и Эмма вместе смотрели на малыша, который вдруг стал совсем не такой уж маленький. Эмма наклонилась к пенису Джека.

– Мисс Вурц, – сказала Эмма. – Джек, закрой глаза.

Джек немедленно закрыл.

– Каролина Вурц, – шепнула Эмма пенису Джека. – Вот что, милый, я тебе принесу настоящее нижнее белье, вот увидишь!

Не открывая глаз, Джек чувствовал – малышу идея понравилась.

– Джек, ну, я скажу, кажется, у нас наметился прогресс.

– Эмма, можно я расплету тебе косу?

– Прямо сейчас?

– Ага.

Эмма позволила ему расплести себе косу, но не спускала с его пениса глаз. Волосы ниспадали ей до бедер, Джек почувствовал, как они ласкают ему ноги.

– Конфетка моя, заработало! – сказала Эмма. – Ты угадал!

– Чайник кипит! – донесся снизу крик Лотти.

– Так, скажи мне еще раз, – уточнила Эмма. – Тебе снится мисс Вурц, у нее мои усики, а одета она в Лоттино нижнее белье.

– Нет, не Лоттино – просто белье из ее каталога, – ответил Джек.

Вид мисс Вурц в белье самой Лотти не казался Джеку привлекательным.

– А чьи у нее волосы?

– Твои, наверное. Они длинные.

– Отлично, – сказала Эмма; Джек не видел ее лица – волосы закрывали его целиком. – Кажется, мы выделили нужные приоритеты.

– Какие?

– Значит, ясно – тебя возбуждают волосы, конфетка моя. И еще женщины старше тебя, но это обычное дело.

– Вот оно что.

Ничем обычным тут для Джека и не пахло.

– О, ты посмотри, у нас в самом деле прогресс! – провозгласила Эмма и откинула волосы за спину.

У Джека стоял так, как не стоял еще никогда. А если бы малыш сделался подлиннее, его тень дотянулась бы до самого пупка.

– Боже мой, Джек, что ты намерен с этим делать?

– А я должен что-то с ним делать? – в полном изумлении спросил Джек.

Эмма обняла его, прижалась к нему обнаженными грудями; пенис Джека терся о ее шерстяную юбку, Джек немного подвинулся, чтобы пенис касался Эмминого бедра, так ему было удобнее.

– О, Джек, – сказала Эмма, – сладкий мой, какие слова! Ты такой милый, слова тебе вообще не нужны! Разумеется, тебе ничего не надо с ним делать! Просто в один прекрасный день ты захочешь сделать с ним кое-что, в тот день ты заодно узнаешь, что именно. И этот день будет не просто день, а о-го-го какой день!