Джек накрыл грудь Эммы рукой, Эмма сжала его лицо сильнее. А потом – ну, это все придумал малыш, Джек тут ни при чем. Эмма и Джек сидели рядом на кровати, обнимались, но пенис каким-то образом все еще касался Эмминого бедра. Стало быть, Джек чувствовал пенисом бедро Эммы; раз так, то и Эмма должна была чувствовать бедром его пенис. Ему было восемь, Эмме – пятнадцать. И тут Джек перекинул ногу через другое бедро Эммы, и получилось, что он лежит на ней сверху, а малыш зажат у нее между ног и касается обоих ее бедер.
– Джек, ты понимаешь, что делаешь? – спросила Эмма.
Разумеется, ни черта Джек не понимал. Эмма жевала мятную жвачку, Джек чувствовал запах.
– Ну, зато малыш, наверное, понимает, – ответила сама себе Эмма.
Джек не мог дотянуться руками до ее бедер, только до кружев на трусиках, которые Эмма положила поверх юбки.
– Ну, конфетка моя, покажи мне, что знает твой малыш, – дразнила Джека Эмма.
Ласкательное «конфетка моя» в устах Эммы служило заодно и дразнилкой.
– Я не знаю, что знает малыш, – не стал скрывать Джек, и тут и он, и малыш сделали одно важное открытие.
Оказалось, между бедер у Эммы растут волосы!
Едва пенис коснулся этих волос, Джека пронзила мысль – сейчас Эмма его убьет. Она изо всех сил сжала ноги и перевернула его на спину. Малыш весь запутался в складках ее юбки. Эмма не сразу нашла его рукой, Джек боялся, что она его вовсе оторвет. Ничего подобного – она лишь немного грубо его сжала.
– А это что такое? – спросил Джек; ему было страшно – не от того, как Эмма держит его пенис, а от этих странных волос.
– Нет, это я тебе не покажу, конфетка моя. Это уже будет надругательство над несовершеннолетними.
– Чего-чего?
– Ты не поймешь, но тебе будет очень страшно и неприятно, – сказала Эмма.
Джек сразу же поверил. Странно было другое – и Джек, и «малыш» почему-то очень хотели быть там (другое дело, что Джек и правда боялся увидеть, что там спрятано).
– Я не хочу туда смотреть, – быстро сказал он.
Эмма разжала ноги, отпустила пенис, затем снова взяла его в руки, но куда нежнее.
– Итак, одну вещь мы установили – тебя и правда возбуждают волосы, – сказала Эмма.
– Эй, чай будет слишком крепкий! – закричала снизу Лотти.
– Ну так вынь пакетики из чашки! – крикнула в ответ Эмма.
– Стынет! – не унималась Лотти.
Эмма повернулась спиной к Джеку и надела трусики; затем лифчик. Джек понял, что малыш прикоснулся к чему-то интимному, но почему там волосы?
– Как там ваше домашнее задание? – снова крикнула Лотти.
Судя по тону, еще немного, и у нее начнется истерика, – наверное, она так себя вела, когда потеряла эпидуралку.
– Эх, тяжелая жизнь у твоей Лотти, а, Джек? – спросила Эмма, глядя на пенис.
Малыш на глазах принимал свои обычные небольшие размеры.
– Джек, тебе нужно следить за этим твоим другом ежесекундно, это же надо, какое у тебя карманное чудо! Причем не маленькое! Восхитительно! Кажется, он решил пока от нас спрятаться, – сказала Эмма.
– Наверное, ему грустно, – сказал Джек.
– Вот-вот, конфетка моя, запомни эти слова. Однажды они тебе пригодятся.
Джек не мог взять в толк, при каких обстоятельствах ему могут пригодиться слова «моему пенису грустно». Мисс Вурц много знала о словах, и Джеку почему-то показалось, что эти слова ей не понравятся. Наверное, в них слишком много импровизации.
Через неделю Эмма принесла Джеку лифчик своей разведенной мамы, черного цвета. Джек сказал бы, что это пол-лифчика: в чашки вправлены жесткие металлические дуги, а сами чашки маленькие, но выглядят на удивление агрессивно. Эмма сказала, что это «пышный» лифчик, такой, который приподнимает груди вверх. Да, решил Джек, более агрессивным лифчик и быть не может.
– А зачем приподнимать груди вверх? – спросил мальчик.
– У моей мамы маленькие груди, – сказала Эмма, – вот она и пытается выжать из них максимум.
У лифчика имелась и другая особенность – он очень сильно пах духами и потом (запах пота был лишь чуть слабее). Эмма утащила его из бака с грязным бельем.
– Но ведь так оно и лучше, – сказала Эмма.
– Не понял.
– Чего тут понимать – ты чуешь ее запах!
– Я твою маму даже не знаю. Зачем мне ее запах?
– Ты просто попробуй, конфетка моя, откуда тебе знать, что понравится малышу.
Черт, а ведь точно! Жалко только, что Джек это понял лишь много лет спустя.
Много лет спустя Джек узнает и другое, например что салон Китайца на углу Дандас-стрит и Джарвис-стрит закрывался довольно рано, часов в пять вечера. Джек забыл, кто ему раскрыл эту тайну, наверное какой-нибудь «подсевший на чернила» посетитель салонов на Квин-стрит. Когда – это Джек помнил, мама как раз открыла свой салон на этой же улице.
В семидесятые Алисе и ей подобным нечего было искать на Квин-стрит – в те времена туда ходили выпить виски мексиканцы в белых футболках, на дух не выносившие хиппи. Может, один из таких ему и сказал про салон Китайца. Наверное, говорил правду. Безымянный салон по ночам был закрыт, в крайнем случае – работал в пятницу и субботу до восьми вечера.