Покушение

— Туда и препроводите их. А мы со штурмбаннфюрером подойдем позднее, — окончательно решил вопрос Грейфе.

У него еще оставалось немного времени до встречи, и он снова принялся перелистывать характеристики отобранных ими кандидатов. За этим занятием и застал его Скорцени. Штурмбаннфюрер ввалился в кабинет, и тот сразу перестал казаться таким просторным. Чин у Скорцени был невелик. И Скорцени всегда старался держаться подтянутым и корректным. Но после того как он, выполняя личный приказ Гитлера, выкрал в сентябре у итальянцев Муссолини и на самолете привез его в Германию, после того как все газеты и имперское радио провозгласили его героем номер один, он позволил себе несколько расслабиться, чувствовать себя в любом обществе посвободней. И от этого при его крупной фигуре стал казаться еще более могучим.

Поприветствовав Грейфе и по-приятельски поздоровавшись с ним, штурмбаннфюрер с удивлением спросил:

— Мы одни? Или все отменяется?

— Все в порядке, дорогой Отто, и нас уже ждут, — поспешил успокоить его Грейфе и рассказал о том, какая мысль неожиданно пришла ему в голову и почему он изменил место встречи с кандидатами.

Скорцени этих тонкостей не понял, но разбираться в них не стал и согласно кивнул:

— Конечно, можно и так. Но я-то думал, мы с ними где-нибудь в тире знакомиться будем. Или в спортзале. Я даже форму не хотел надевать.

— Это самое общее знакомство. Надо же хоть взглянуть на них? — объяснил Грейфе. — А потом обязательно и в тире, и на ковре, и на ринге… и в бассейне!

— А машина? А мотоцикл? А парашют? Должны они уметь ими пользоваться?

— Непременно, дорогой Отто! И еще тысяча дел, которым мы должны будем их обучить, — добавил Грейфе.

— Реакции и смелости не обучишь. А без них идти на риск равносильно тому, что заранее всё провалить, — высказал свою сокровенную мысль Скорцени.

Грейфе в ответ только развел руками. Насколько всем этим требованиям мог ответить хоть один из ожидающих их внизу «этих русских», он не имел ни малейшего представления.

В кабинет вошел Эгерт, доложил о том, что все готово, уловил благосклонный кивок начальника, забрал со стола характеристики и пригласил Грейфе и Скорцени следовать за ним.

Они спустились на первый этаж и какими-то, совершенно незнакомыми Грейфе коридорами и переходами, минуя несколько постов охраны, прошли в приемную, оказавшуюся просторной, чистой, обставленной строгой официальной мебелью комнатой. В одном углу ее стоял бюст Гитлера. В простенке между окнами висел его портрет. В приемной стояло также несколько столов, а возле каждого из них стулья. За одним из столов сидели трое средних лет мужчин: двое одеты в штатское, один — в форму рядового вермахта. Форма была чисто выстирана и отутюжена, но уже порядком поношена. На это сразу обратил внимание наметанный глаз Грейфе.

Увидев высокое начальство, все трое кандидатов немедленно вскочили со своих мест. Прозвучало нацистское приветствие, и три пары глаз впились в эсэсовцев. Грейфе и Скорцени ответили вполголоса и некоторое время молча разглядывали прибывших. «“Эти русские”, — невольно вспомнил выражение своего адъютанта Грейфе, — на фотокарточках, однако, выглядели куда более привлекательно. Особенно этот в форме. Филь-ча-коф, кажется. Эти странные русские фамилии».

— Садитесь, господа. Садитесь вот сюда, поближе. Нам хотелось бы познакомиться с вами, — предложил Грейфе кандидатам и указал, за какой стол им следует сесть.

Трое незамедлительно сели. Особенно проворным оказался кандидат в военной форме. Он занял место за столом быстрее всех и снова уставился на Грейфе. И это также не понравилось начальнику восточного отдела. «Нельзя чувствовать себя таким забитым», — мысленно уже начал оценивать кандидатов Грейфе.

— Эгерт, объясните господам русским, пусть они говорят на своем родном языке. А вы будете нам переводить. Иначе мы и наполовину не поймем друг друга, — попросил Грейфе.

Эгерт, блестяще знавший русский, польский и сербский языки, сейчас же перевел.

— Я буду задавать вам самые общие и простые вопросы, а вы отвечайте. Спокойно отвечайте, господа. Вот вы, господин Филь-ша-коф, — заглянув в характеристику, обратился к кандидату в форме Грейфе. — Скажите, в каких больших городах России вы бывали?

Фильчаков вскочил, как только оберштурмбаннфюрер ткнул в его сторону пальцем.

«Да, он явно забит», — подумал Грейфе, пока Эгерт переводил кандидату его вопрос.

— В Куйбышеве, в Казани, в Горьком, господин оберштурмбаннфюрер. А еще в Чебоксарах и Арзамасе, — отчеканил Фильчаков.

— Насколько я понимаю, это все волжские города, — кивнул Грейфе.

— Так точно, господин оберштурмбаннфюрер.

— Ну а в Сталинграде вам приходилось бывать?

— Не бывал и быть не хочу! Будь он проклят, этот город, господин оберштурмбаннфюрер! Столько солдат фюрера за него полегло! — ответил Фильчаков, но, сообразив, что, пожалуй, ответил не то, что надо, добавил: — А если бы довелось туда попасть, я бы всех этих его защитников собственными руками в Волге перетопил. Камень на шею — и в Волгу. Там им самое место, господин оберштурмбаннфюрер.