Покушение на Гейдриха

Я пожал плечами и выписал рецепт, уж не помню, на что. Они оба поблагодарили меня и вышли из кабинета. Говоря откровенно, мне этот визит не понравился, но я не мог объяснить, почему. В поведении обоих посетителей было что-то неестественное. А может, мне только показалось? Вечером я бродил по заснеженному берегу Влтавы и все думал об этом визите, но на другой день (было два тяжелых случая прободения слепой кишки) я о нем забыл. Вскоре Пискачек пришел снова, на этот раз один.

— Где ваш пациент? — спрашиваю.

— Ему уже гораздо лучше, — ответил он, немного замявшись.

— Что вас беспокоит? — попытался я вызвать его на разговор.

— Понимаете, тут такое трудное дело… Этот человек, понимаете, ну в общем… он прибыл из-за границы. И я о нем забочусь… С ним тут еще один… им нужна ваша помощь.

— Моя помощь? — удивился я, встал со стула и подошел к Пискачеку.

— Да. Удостоверения личности у них в порядке, но сейчас мы ищем для них трудовые книжки… И вы могли бы нам помочь.

Я молчал. Рисковать своей головой? В таких случаях нацисты были безжалостны. И все-таки… Что делать? Отказать Пискачеку? Я никогда не занимался политикой, всегда твердил, что врачу достаточно уметь вырезать гланды и лечить грипп и незачем ввязываться в политику… А тут ведь другое дело — не гланды и не простуда. Я не люблю громких слов, но тут я понял, что есть вещи поважнее моей работы.

Я кивнул.

Пискачек вздохнул с облегчением.

— Я знал, что вы не обманете наши ожидания.

Я направил его к своим знакомым в районную больничную страховую кассу в Праге, там им выписали трудовые книжки.

Затем Пискачек пришел уже с обоими молодыми людьми. Я выдал им медицинские справки о том, что они не могут выполнять физическую работу. Первому я выдал справку на имя Йозефа Стрнада, поставив диагноз «язва двенадцатиперстной кишки». Этот юноша жил в семье Кодловых на Высочанах[3] на Вальдецкой улице. Другому в справке на имя Франтишека Прохазки написал: «Воспаление желчного пузыря». Он тоже жил на Высочанах, у Пискачека, улица «На берегу».

Теперь они могли свободно передвигаться по Праге: трудовые книжки у них имелись, они были «официально» признаны больными, важно только было, чтобы их «болезнь» длилась подольше. Пришлось посвятить в это моего друга доктора Лычку из Карлина, который был там врачом-экспертом районной страховой кассы. Раз в неделю он подтверждал их нетрудоспособность и делал необходимые отметки в документах. Чтобы частые визиты молодых людей ко мне не стали слишком заметными, я сам стал ходить к Пискачекам. Теще Пискачека я в медицинскую карту вписал: «Хронический суставный ревматизм».

Большую часть дня оба мои «пациента» ходили по Праге. Что они делали и что искали, я не знал. У Кодловых они чувствовали себя как дома… Кодлову я однажды отправил с Йозефом Стрнадом — настоящих имен молодых людей я не знал — к знакомому портному Формачеку, который тоже жил на Высочанах. Он сшил Йозефу прекрасный костюм.

По воскресеньям мы, знавшие о парашютистах, встречались на стадионе спортклуба «Высочаны» и там обсуждали, что еще нужно сделать, чем помочь им.

Там, на стадионе, Пискачек и рассказал мне, что встретился с обоими юношами в январе 1942 года. С тех пор началась его незаметная, но важная повседневная работа: забота о ночлеге, питании, документах… В это дело включилось много людей, которые даже не знали, откуда появились эти юноши — с Востока или с Запада и что они собираются здесь делать. Только после покушения я узнал их настоящие имена и фамилии — Ян Кубиш и Йозеф Габчик.

Почти все, кто помогал им, заплатили за это жизнью: были казнены вся семья Пискачеков, Кодловы, Лычковы; я остался в живых по чистой случайности.

Вечерами, прогуливаясь вдоль Влтавы, вспоминаю, думаю. Правильно ли они поступили? Было ли это необходимо? Наверное, да… Не знаю.

ПЕРВЫЕ ПРИГОТОВЛЕНИЯ

— Давайте поспорим! — воскликнул Зденек и задорно посмотрел мне в глаза. Нога у него уже не болела.

— Вы уверены? — спросила я.

— Абсолютно. До ваших именин война кончится. А тогда мы с вами выпьем.

Мы ударили по рукам. Мои именины — день Антонии — 13 июня. Зденек был великий оптимист. Нам было с ним легко. И так хотелось надеяться, что война скоро кончится…

— А вы не боитесь нам помогать? — спросил он меня.

Я покачала головой. Потом я часто об этом размышляла. Что такое страх? Предположим, вы делаете что-то очень опасное, тем не менее вам ничуть не страшно. Вам не до страха, вы о нем не думаете. А вот начнете рассуждать, прикидывать так и эдак — и чем больше рассуждаете, тем страшнее все кажется. Просто нельзя слишком забегать вперед… И когда моя старшая сестра Эма Кодлова сказала мне — было это в январе сорок второго, — что здесь парашютисты и они нуждаются в помощи, я долго не раздумывала. Они прибыли сюда, чтобы насолить немцам, а раз так — наш долг им помогать.

И мы помогали.

Нас было пять братьев и сестер: самая старшая Эма, потом Вацлав, Ярда и я. Пятый, Йозеф, погиб еще в первую мировую войну, Эма вышла замуж за Кодла.