Покушение на Россию

Конечно, нельзя повторить Октябрь 1917 г. хотя бы потому, что он уже просчитан. А главное — у нас уже нет крестьян как главной силы — ни в виде рабочих 1917 г., ни «одетых в серые шинели». Так что и тех Советов не может быть. Новый порядок может вырасти лишь из той культуры, какая есть сегодня. И на основе новой, современной мысли. Так, например, как ведут новую, в истории раньше не испробованную, ненасильственную революцию (Интифаду) палестинцы. Не смог ее Израиль переварить, ибо не понимал.

Угнетатели России не могут убить тягу к революции, поскольку не могут устранить бытие угнетения (оно гораздо страшнее эксплуатации). У них есть лишь два средства: давить зародыши той новой мысли, которая может соединить людей; неявно уничтожать измором людей, в которых революция зреет, вгонять их массы в бедность, при которой все силы уходят на поиск пропитания.

Режим Ельцина и его хозяев за последние три года преодолел кризис и не дал возникнуть ростку нового. Тут была не столько его сила, сколько наша слабость. Из чего видно, что этот режим превратился в какой-то порядок, хотя еще и неустойчивый? Из того, что «красные губернаторы», озабоченные сохранением жизни в «их» областях, этот режим поддерживают. Они могли использовать кризис режима и, помогая друг другу, создать иной порядок. Ведь совокупно области «красного пояса» — это целая держава. Но не решились.

Что ж, начнем с худшего рубежа — ведь будущий год снова будет годом тяжелого кризиса. Теория, которой не имели наши губернаторы — не мелочь. Это тот свод понятий и слов, в которых люди осмысливают жизнь. Теория не столько отражает реальность, сколько создает ее. Мы приняли понятия рыночного жизнеустройства — и вот, строй жизни разрушен. Тяжелый кризис заставляет людей усомниться именно в языке, в главных понятиях, и грех не усваивать эти тяжелые уроки, забалтывать те жертвы, которыми эти уроки оплачиваются.

Почему же в политике мы год за годом отступаем? Нет притока молодежи, нет притока интеллектуальных сил. Насколько еще хватит у стариков сил держать оборону просто на своих убеждениях? Ведь у молодежи этих убеждений нет, а убедить их — у нас доводов нет. Вернее, мы ясно не знаем, в чем же мы хотим их убедить. Мы же просто молчим!

Вот удивительная вещь. Представим: к чему нас зовет, хоть и невнятно, обычный наш человек из среднего города или села? Он зовет устроить жизнь так, чтобы в России было тепло и не голодно каждому — и чтобы при этом была надежная и независимая страна. Зовет нас жить, а не упиваться жизнью, топча других. Казалось бы, неплохой выбор, почему же столь многие в нем сомневаются? Потому, что противник предлагает другое — ясное и заманчивое.

Видимо, «первая ступень» у реформаторов (Гайдар да Чубайс) сгорела, разгон ведет вторая ступень — Явлинский и Лужков. Они радикальны, они критикуют Ельцина и Чубайса. Кажется, что между ними пропасть. Явлинский зовет: жить по-капиталистически! А Лужков: работать по-капиталистически, а распределять по-социалистически! Это — демагогия, распределение определяется типом производства. Не может капиталист «распределять по-социалистически», его разорят конкуренты, таких утопистов было немало в истории. Значит, в главном Явлинский и Примаков-Лужков смыкаются. К чему же они зовут?

Если очистить их программы от шелухи, то выбор ясен: устроить жизнь на началах конкуренции («рынка»). Ясно, что при этом спасутся лишь сильные, а Россия перестанет быть страной, вольется в «мировую систему». Конечно, Россия при этом уйдет с Севера и из Сибири — при рынке держать их невыгодно. А главное, погибнут «слабые», где-то около половины населения. Это тоже балласт, вроде Севера. Кажется, никого ведь не может привлечь такая программа! Но привлекает. Чем?

Давным-давно видел я за границей один фильм из классики кино, с лекцией очень хорошего критика. Фильм сильный, но его отверг прокат, потому что он ставит зрителя перед слишком тяжелым вопросом. Сюжет таков: в 50-е годы океанский лайнер наткнулся на мину и затонул, не успев дать сигнал бедствия. Те, кто спасся, уцепились за борта шлюпки, залезая в нее по очереди, чтобы согреться. Надвигался шторм, и моряки пришли к выводу, что в таком виде шлюпка не выдержит. Командир отделил половину тех, кто мог хорошо грести, а остальным приказал отцепиться, а кое-кому выпрыгнуть за борт. Не все избранные согласились остаться в шлюпке, и их заменили. Командир был честен — отправлял на смерть дорогих ему людей и оставлял жить мерзавцев, если они отвечали принятому критерию.

В чем проблема? В том, что в условиях шторма почти всем в шлюпке этот выбор показался разумным. Отвергнутые гибли безропотно. Пусть спасется хоть половина! Когда шторм прошел и на шлюпку наткнулся корабль, все спасенные отвернулись от командира как от убийцы. Но это для драматизма.