Покушение на Сталина. Дело Таврина – Шило

Из-за позиции ФСБ, продолжающей секретить дело, нам неизвестен полный список лиц, допрошенных в рамках его расследования. Однако благодаря публикации «Заключения об отказе в реабилитации по уголовному делу в отношении Шило (он же Таврин) П.И. и Шиловой (она же Адамчик) Л.Я.» мы точно знаем, чьи свидетельские показания были сочтены достаточно важными для включения в обвинительное заключение. И этот список весьма настораживает, поскольку в нем почти полностью отсутствуют свидетельские показания арестованных бывших германских агентов и офицеров СД, знакомых и сослуживцев Таврина. Допросу подверглись бывший сотрудник «Цеппелина» Александр Джон и Г. Н. Жиленков, а также двое совершенно второстепенных Н. М. Авдеев и Р. А. Корнеева (наверняка допрашивались и иные люди, но их показания оказались недостаточно серьезными для включения в обвинительное заключение). Любопытно, что объем этих показаний крайне невелик и свидетельствует о том, что ничего существенного они не сообщили. В самом деле, два протокола допроса Жиленкова уместились на 7 и 1 странице соответственно, Джона — на 2 страницах, Авдеева — на 4 страницах и два допроса Корнеевой — на 4 и 1 странице. Зато дело изобилует протоколами допросов Таврина, в которых он обстоятельно сообщает о вещах, явно ему не знакомых, таких, например, как организация боепитания в частях РОА, в которой агент не провел ни одного дня. Однако сообразительный подследственный прекрасно познакомился с этой сферой деятельности еще в период своей службы в Красной Армии и без труда переносил свои знания на почву, требующуюся следователю. В деле много показаний о коллаборационистах, похоже, самому Таврину незнакомых, поскольку протоколы этих его допросов однообразны и написаны явно под диктовку. Этот метод не нов, и потому удивлять не должен. Конечно, с точки зрения изобличения подследственного как агента германской разведки никакие свидетельства следователю и не требовались: достаточно было его собственных показаний, найденного специального снаряжения и ответов СД на радиоигру с ней. Следует также признать, что в рядовых делах крайне редко использовались такие следственные действия, как допросы свидетелей, очные ставки или опознание. Однако по уровню полученного задания Шило-Таврин — это не какой-нибудь мелкий агент абвера или «Цеппелина», отношение к нему было абсолютно другим, о чем свидетельствует хотя бы заметная аккуратность в оформлении уголовного дела, редко свойственная послевоенным следователям. Но, судя по всему, в следственном отделе 2-го главка МГБ, вероятно, по указанию руководства, предпочли не углубляться в детали.

Уровень следствия можно оценить по ряду мелких, но вполне показательных деталей. Например, по фразе о том, что вербовка Таврина в «Цеппелин» состоялась в Берлине, в главном управлении гестапо, что совершенно невозможно. Если бы обвинительное заключение (о котором мы можем с уверенностью судить по тексту заключения ГВП РФ) писалось до войны или хотя бы в ее первые месяцы, когда многие следователи искренно полагали, что гестапо занимается всеми видами разведывательных операций, это было бы объяснимо и простительно. Но после 1945 года, после вскрытия всей системы германских спецслужб, подобные провалы свидетельствуют исключительно о халатном отношении следователя и попустительстве надзорных инстанций. Судя по заключению ГВП РФ об отказе в реабилитации по уголовному делу от 11 мая 2002 года, в обвинительном заключении фигурирует фраза о том, что через линию фронта подследственный был заброшен с подложными документами на имя Шило (Таврина). Это утверждение не подкреплено абсолютно ничем, нам неизвестен ни один взятый вместе с ним документ, в котором фигурирует фамилия Шило. Огрехи поверхностного следствия налицо, но это не волнует ни военную прокуратуру, ни суд. К примеру, в пункте 116 протокола приобщения к делу вещественных доказательств фигурирует записка с адресом некоего И. Я. Лещева, с которым агент должен был установить связь по прибытии в СССР для проведения подрывной работы. В протоколах допросов, однако, у Таврина спрашивают о проживающем в Кировской области Якове Лещеве, тот соответственно отвечает, но несовпадение имени с инициалами не интересует никого. Это не говоря уже о том, что вменять статью о терроризме Шиловой, на который ее не нацеливали, о котором ей не сообщали и не ставили в известность о задании ее мужа, было просто полным беззаконием.