Покушение на Сталина. Дело Таврина – Шило

Совершенно ясно, что здравомыслящий агент после 1943 года не мог всерьез рассчитывать ни на победу Германии над СССР, ни (даже в совершенно невероятном случае их победы) на передачу власти немцами русским национальным структурам.

Все сказанное, естественно, не означает, что у автора имеются сомнения в законности и обоснованности осуждения провалившегося агента (в данном случае не учитываю множественные грубые нарушения процессуальных норм как следствием, так и прокуратурой и судом). Высшая мера наказания представляется слишком строгой для его жены, но сам несостоявшийся террорист был настоящим предателем и агентом разведки противника, и хотя он явно не собирался выполнять полученное самоубийственное задание, тем не менее, с повинной не явился, рассчитывая затеряться где-нибудь на бескрайних просторах Советского Союза. Расчет оказался ошибочным.

Однако казнены несостоявшийся террорист и его незаконно обвиненная в терроризме жена были далеко не сразу, следствие по их делу длилось с превышением всех мыслимых и даже немыслимых сроков; с 5 сентября 1944 по 25 декабря 1951 года, то есть свыше семи лет. И при этом с жалким результатом. Если внимательно присмотреться к действиям следствия в отношении всего периода жизни Таврина-Шило до его побега к противнику, зафиксированным в документах дела, легко заметить, что:

1. Личность подследственного качественно не идентифицирована.

2. Не исследованы обстоятельства инкриминировавшихся ему довоенных хищений и растрат.

3. Не исследованы обстоятельства получения подследственным документов на чужую фамилию.

4. Не исследованы обстоятельства побегов подследственного из-под стражи.

5. Не исследованы обстоятельства его пребывания на фронте, не вскрыты факты безобразного ведения учета в 359-й стрелковой дивизии и 1196-м стрелковом полку, а также и в 21-й запасной стрелковой бригаде.

6. Не исследованы обстоятельства перехода Таврина к противнику.

7. Не исследованы причины многочисленных служебных нарушений со стороны Особого отдела 359-й стрелковой дивизии, повлекших побег подозреваемого.

8. Подследственному не вменены в вину растраты, побеги из-под стражи, подлог документов, проживание по подложным документам, двоеженство и ряд других преступлений, в аналогичных случаях всегда присовокуплявшихся к основному обвинению.

Если подытожить все сказанное, становится очевидным, что, судя по доступным нам документам, следствие по перечисленным линиям невозможно даже назвать поверхностным, в этой части оно просто фактически не велось. А между тем в аналогичных случаях все осужденные за измену Родине лица с довоенным криминальным стажем выводились на суд с указанием отягчающих обстоятельств, как рецидивисты или лица с уголовным прошлым, подчеркивался их негативный моральный облик. В случае же с Шило-Тавриным не были доказаны его побеги из-под стражи (ибо, скорее всего, таковых просто не было), ему не вменялись в вину и даже не упоминались ни хищения, ни подлоги. Однако в материалах дела невозможно отыскать и опровержение этой части показаний подследственного. Похоже, совершенно не заинтересовали перечисленные вопросы и суд. Конечно, закрытость материалов дела для независимых исследователей не позволяет вынести окончательное заключение об отсутствии в нем перечисленных материалов. Но, если они там есть, то уже давно пора опровергнуть обвинения в поверхностности следствия и предъявить общественности доказательства его тщательности. Тем не менее это не делается, и никакие комментарии по данному поводу официальными инстанциями не даются, вместо них периодически вбрасываются отвлекающие и дезинформирующие сведения, наподобие учебы Таврина в несуществовавшем юридическом институте.

Следствие располагало достаточным временем для отыскания доказательств всего перечисленного, и отсутствие таковых в обвинительном заключении и приговоре доказывает лишь то, что установить их не представилось возможным. Или же, что также вероятно, никто и не собирался прояснять факты из прошлого Таврина-Шило по той вполне веской причине, что они были прекрасно известны без всяких разыскных мероприятий. В этом случае поведение следствия и суда становится объяснимым. В самом деле, зачем тратить массу времени и сил для выяснения фактов и обстоятельств не просто давно известных, а смоделированных самим НКВД в рамках ввода агента в операцию или же надиктованных ему на допросах в НКГБ/МГБ? В этом случае на всех этапах предвоенной и военной биографии Таврина-Шило выявить можно было разве что собственные недоработки.