Покушение на Сталина. Дело Таврина – Шило

Сомнений в этом быть не может. Каждый здравомыслящий руководитель разведоргана или оперативный офицер знает, что самым уязвимым местом любой резидентуры являются ее каналы связи. Если бы в СД всерьез ожидали, что террористическая акция может оказаться успешной, то они как зеницу ока должны были бы беречь агентов и запрещать им выходить в эфир без крайней необходимости. Вместо этого 21 октября 1944 года «Цеппелин» интересуется положением Таврина и Шиловой, 29 октября — более чем через полтора месяца после высадки! — в двух радиограммах запрашивает их о судьбе самолета и экипажа и предлагает ограничить исходящие тексты 50 знаками, 2 ноября требует указать адрес места проживания агентов. Последнее запрашивалось в ответ на, очевидно, плохо принятое сообщение агентов от 26 октября. Теоретически такую информацию вообще нежелательно отправлять в эфир, даже шифром. 6 ноября приходит радиограмма с просьбой регулярно сообщать о положении в Кремле и в особенности о взаимоотношениях Сталина и Тимошенко. Это более чем странно. Во-первых, агенты ясно сообщили, что ожидаемые контакты в Кремле ими так и не установлены, поэтому искомые сведения взять было просто негде. Во-вторых, трудно поверить, что немцы не знали о резком снижении роли С. К. Тимошенко и о том, что он уже не представляет собой фигуру первостепенной важности в Красной Армии. Соответственно их вряд ли могли интересовать перипетии взаимоотношений Сталина с третьестепенным на описываемый период времени военачальником. 7 декабря немцы формулируют две задачи террористов: прочно обосноваться в Москве (как будто те не должны были сами понимать необходимость этого) и информировать о положении в советской столице (прекрасный способ подставить Шилову под пеленгацию…). В этот же период «Цеппелин» неоднократно запрашивал агентов об обстоятельствах и месте аварийной посадки «Арадо». Две радиограммы, отправленные 13 декабря, информируют Шилову, что с ее родственниками все в порядке (это при том, что Псковская область была оставлена вермахтом в июле — впрочем, не исключено, что эти родственники могли уйти с отступавшими немцами), а также содержат вопросы о том, что говорят в народе о генерале Власове, могут ли агенты отыскать выход на возглавляемый генералом Зайдлицем комитет «Свободная Германия»[218], что слышно о Сталине (очень странный и неконкретный вопрос! Что именно ожидали услышать в СД?) и почему не установлен контакт с работниками Московского Кремля (при этом предыдущий вопрос выглядит вообще совершенной бессмыслицей). Ответы на эти запросы были отправлены 23 декабря, после чего наступил долгий, совершенно недопустимый для радиоигры перерыв в связи до 19 января 1945 года. За это время был заменен куратор радиоигры. С 3 января вместо старшего оперуполномоченного 3-го отдела ГУКР «СМЕРШ» майора Фролова им стал майор из того же отдела Г. Ф. Григоренко, будущий генерал-полковник и заместитель председателя КГБ СССР. Причины такого перерыва неизвестны, но их экстраординарность не подлежит сомнению, ибо допускать подобные вещи в радиоиграх категорически нельзя.

Старший оперуполномоченный 3-го отдела ГУКР «СМЕРШ» НКО майор Г. Ф. Григоренко

Можно с почти стопроцентной уверенностью заключить, что затянувшаяся пауза была вызвана не сменой оперработника, да и вообще не проблемами с оперативным персоналом. Ресурсы «СМЕРШа» были достаточно велики для того, чтобы при малейшем сбое немедленно назначить нового куратора игры. Возможно, Фролова как раз сменили на Григоренко из-за какого-то допущенного им промаха, повлекшего эту необъяснимую паузу. Совершенно очевидно, что перерыв был связан с некими проблемами работавшей на ключе радистки. Мы можем лишь догадываться о том, в чем они заключались: в тяжелой болезни, в нервном срыве, в отказе работать? Неизвестно.