Покушение на Сталина. Дело Таврина – Шило

Информация о результатах розыска отсутствует, а авторы книги, в которой процитированная справка приводится, указали, что работникам Оперсектора не удалось отыскать какие-либо дополнительные документы по этому делу.

Здесь примечательно то, что этот документ появился на свет более чем за год до июльского 1946 года протокола допроса Шило-Таврина. Непосвященным в технологии работы спецслужб объяснить такой феномен невозможно, но в действительности все объясняется довольно просто. Все это очень похоже на мероприятие по легендированию добытой оперативным путем информации о перечисленных лицах, что традиционно чаще всего делалось путем включения в протоколы допроса мало-мальски подходящих для этого подследственных или свидетелей. Такой метод давно и хорошо известен, и лишь это объясняет, почему впоследствии Шило-Таврин отказался от всех вышеперечисленных показаний, а чекисты не стали настаивать на них (очевидно, не усматривали в этом оперативной необходимости) и, если судить по известному нам заключению ГВП РФ, не включили столь сенсационные сведения в обвинительное заключение. Дополнительно отметим весьма интересную особенность документа, косвенно подтверждающую «надиктованность» следователем показаний Таврина. Как мы помним, он якобы представился Никонову инженером-консультантом несуществующего министерства промышленности. Составлявшие процитированную справку работники Оперативного сектора допустили точно такую же ошибку. В рейхе возглавлявшееся Шпеером министерство боеприпасов и военной промышленности всегда именовалось в обиходе министерством боеприпасов. Совпадение двух ошибок (в протоколе и в справке) убедительно свидетельствует об их едином источнике, притом пользующемся лексикой советской разведки или контрразведки.

Помимо уже отмеченных противоречий, приведенные выше показания Шило-Таврина расходятся и с его собственными показаниями, данными в другое время. Так, например, как уже отмечалось, в июльском протоколе 1946 года подследственный утверждал, что контакт с гестапо он установил в конце февраля 1943 года и с этого момента активно работал в качестве агента по разработке русской военной эмиграции. В то же время он не опроверг свои сентябрьские показания 1944 года, в которых настаивал на вербовке его работниками гестапо Тельманом и Байером в венской тюрьме в июле 1943 года, что хронологически более похоже на правду. Похоже, что лгал Таврин и о семи различных датах, на которые якобы намечались его заброски в советский тыл. Первая из них, по его словам, не состоялась 15 января 1944 года по причине неготовности транспорта и документов прикрытия. Однако, по его же словам, в декабре 1943 года он на 14 дней был помещен в госпиталь для нанесения ран с целью имитации фронтовых ранений. Совершенно очевидно, что для их заживления до степени, позволяющей имитировать давность ранения, двух недель было недостаточно.

Из показаний Таврина явствует, что в тюрьме в июне 1943 года он был завербован в качестве агента и вскоре отправлен в Верхнюю Силезию, в расположенный в полутора километрах от железнодорожной станции Брайкенмаркт так называемый Особый лагерь СС Зандберг. Эта приемно-распределительная структура (полевая почта 43785) не имела ничего общего с концентрационными лагерями или лагерями для содержания военнопленных и была создана весной 1943 года для проверки и фильтрации всех активистов[111], которых привлекли к сотрудничеству во фронтовых лагерях, но по различным причинам не использовали на местах. Лагерь, в целях маскировки именовавшийся в обиходе «Военным лагерем РОА», входил в инфраструктуру специального разведывательно-диверсионного органа СД-аусланд, условно именовавшегося «Цеппелином»[112]. Собственно, так обозначалась не столько данная структура, сколько операция, для осуществления которой она и была создана, но в обиходе этот разведорган всегда фигурировал под таким названием.