Покушение на убийство

— Вы серьезно? Вы хотите поехать на другой конец страны для допроса, который могут провести тамошние офицеры?

— Никто другой его не допросит. — Голос Дэмпси не принимал возражений. — Ему предстоит ответить на ряд серьезных вопросов. Вы были его командиром и тоже должны присутствовать.

По тону Дэмпси понятно, что он не примет отрицательного ответа, и этого оказалось достаточно. Все произойдет именно так, независимо от того, хочет этого Хэнли или нет.

Хэнли поднялся, потянулся за своим темным плащом и надел его поверх своей безукоризненной формы:

— После вас, майор.

Хэнли указал на дверь. Дэмпси взглянул на стол поверх его плеча:

— Не забудьте его досье.

Хэнли проследил за взглядом Дэмпси, посмотрел на бежевый конверт перед ним. Это явно его озадачило.

— Какое досье? — спросил Хэнли.

— То, которое я вам только что дал. Здесь военное прошлое сержанта Джонса, его личный файл. Он понадобится нам для допроса.

Хэнли вновь посмотрел на папку. Взял ее. Первым делом посмотрел на фотографию, затем пролистал пару страниц:

— Вы уверены, что это досье Стивена Джонса?

Голос Хэнли звучал неуверенно, он явно сомневался.

— Да, а что?

— Потому что я встречался с сержантом Джонсом сегодня, майор.

Хэнли поднял закрытую папку и постучал по фотографии:

— И это не он.

Девятнадцать

Майкл Дэвлин сидел в гостиной своего дома в Ислингтоне. Огромный плазменный телевизор был основным источником света в брутальной комнате, созданной для удобства, а не эффектности. Черные кожаные диваны стояли на голом деревянном полу и были повернуты к экрану под самым удачным углом. На каждой из белых стен висело по маленькой беспроводной колонке, подключенной к стереосистеме последней модели. Подставкой для ног служил кофейный столик из стекла и металла. То, что комната доставляла и эстетическое наслаждение, было удачным совпадением.

Он глотнул мексиканского лагера из бутылки, свисавшей у него между пальцев. Насладился терпкостью дольки лайма на горлышке. В левой руке, лежавшей на шее Касса, его шестилетнего чистокровного ротвейлера, он держал пульт от телевизора. Купленный для охраны, Касс оказался абсолютно для этого непригодным и уже очень давно отвоевал свое право жить в доме. Сейчас он лежал на диване, а его квадратная голова покоилась на коленях Майкла. Он должен был казаться неуместным в этой комнате, однако каким-то образом он прекрасно вписывался в обстановку.

Майкл ни о чем таком не думал. Приехав домой как раз к первому повтору записи Джека Магуайра, он успел поймать и оригинальный репортаж Сары Труман, до того, как ее заменили на Мартина Хона. И с тех пор не отрывался от экрана.

Дитя Смуты, он вырос в окружении пуль и бомб. Это научило его тому пониманию терроризма, которого другим не хватало, и привило ему интерес к атакам, потрясавшим британское правительство в этом году.

Опыт подсказывал Майклу, что нынешний терроризм отличался от прошлого. Его было сложнее понять. Необычным было то, что на материковую часть Великобритании нападали и католики и протестанты разом. Раньше такого не случалось, а теперь казалось обыденностью. Одна сторона бомбит — и другая отвечает тем же. Око за око. Это не было обычной практикой. Чутье подсказывало Майклу, что что-то было неладно. Это же чутье включилось и сейчас, не оставляя сомнений в том, что ужас на экране уходил корнями на север Ирландии.

При первом просмотре картинка шокировала даже Майкла. Он задавался вопросом, насколько более ужасающее впечатление она производила на обычных людей, которые не видели подобной жестокости вблизи. Но сейчас, после стольких часов перемотки и повторений, эффект от записи улетучивался. Привычность притупляла ужас; это было нормальной человеческой реакцией. Казалось лишь, что для Майкла она наступила чуточку быстрее.

Его взгляд оставался прикованным к экрану, но мысли разбрелись. Если бы позже его спросили, он не смог бы вспомнить, как долго просидел, уставившись в телевизор, ничего не воспринимая. Картинки, которые должны были вызывать жуткую тошноту, теперь лишь однообразно мелькали перед глазами. Из этого гипнотического транса Майкла вывело внезапное появление на экране члена парламента Энтони Хаверсьюма.

Запись, которую крутили целый день, прервали для прямого включения с пресс-конференции. Ничто не предвещало столь резкой перемены, поэтому неожиданно возникшее крупным планом лицо Хаверсьюма встряхнуло задремавшего Майкла. Проглотив остатки забытого пива, Майкл включил звук. Комнату моментально заполнил натренированный голос Хаверсьюма, оплакивающий потерю Нила Матьюсона.

Высокий, стройный и элегантный, пятидесятилетний Хаверсьюм обычно был воплощением профессионального спокойствия. Но не сегодня. Сегодня он с трудом справлялся с эмоциями, и Майкл понимал почему. Он знал Хаверсьюма лично. Так уж случилось, что тот был крестным Дэниела Лоренса. Следовательно, Майкл знал, насколько близки были оба политика: Хаверсьюм потерял брата.