Покушение на убийство

Соблазн остаться на полу и отдаться скорби был очень силен, но Майкл устоял. Для Дэниела его жена и ребенок были приоритетом в жизни. Все, что он делал, он делал ради них, и теперь его друг сделает то же самое. Скорби придется подождать.

Следующие несколько часов были, возможно, самыми сложными в жизни Майкла. Часов, в течение которых он звонил родителям Клэр, сообщал им об их утрате и просил их приехать в тот же вечер. Он позвонил и родителям Дэниела и сообщил им, настолько деликатно, насколько смог, что они потеряли единственного сына. И он сделал то, чего боялся больше всего, — опознал тело Дэниела.

Все сделанное привело его туда, где он теперь сидел. На холодное сиденье в пустом коридоре. Всего лишь пару мгновений назад он вышел из больничного морга с вдребезги разбитой надеждой на то, что все это — ужасная ошибка. Он увидел Дэниела. И поэтому знал наверняка, что его друг, человек, который был ему как брат, мертв.

Майкл продолжал сидеть. Уже в третий раз он потерял близкого человека. И в третий же раз он реагировал без слез. А они были бы очень кстати. Любые эмоции: всхлипывания, подвывания, крики, даже истерика — все было бы лучше этой пустоты.

— Мистер Дэвлин?

Голос раздался из ниоткуда. Посмотрев вверх, он увидел, что говорившая была сотрудником полиции, которая привезла его в больницу из дома Дэниела.

— Мистер Дэвлин, могу ли я чем-нибудь вам помочь? — Ее голос был нежным, успокаивающим. Майкл обнаружил, что наслаждается тем эффектом, который он оказывает. Он натолкнул его на размышления о чем-то еще, пусть и на мгновение. Она ждала его ответа. Он молчал.

— Мистер Дэвлин, вы в порядке?

— Ага, — наконец ответил Майкл. — Я в порядке. Извините, что заставил вас ждать.

— О нет, вы не заставили, — ответила она. — Вы можете оставаться столько, сколько хотите, мистер Дэвлин. Я просто хотела убедиться, что вы, ну…

Майкл улыбнулся. Улыбка не могла быть более вымученной.

— Нет, офицер, не могу.

Слова Майкла были адресованы себе так же, как и кому бы то ни было еще.

— У меня будет целая жизнь, чтобы скорбеть, но не сегодня. Сегодня я должен быть с его семьей.

Двадцать семь

Гостиничный телефон зазвонил в семь утра. У Джошуа была привычка заводить будильник на это время. В этом никогда не было необходимости, и сегодня не стало исключением. Он бодрствовал уже больше часа.

С момента его возвращения в отель «Кэнсингтон Сьют» прошло меньше пяти часов. Четыре мили от брошенного «Лэнд Ровера» до железнодорожной станции он преодолел быстро, но утренние поезда были не так пунктуальны, как хотелось бы. Из-за этого он провел в пути вдвое больше времени. Повлиять на ситуацию он никак не мог. Машину нужно было бросить обязательно, а значит, пользование общественным транспортом было неизбежно.

В конечном счете задержка ни на что не повлияла, но он все равно был раздражен и долго не мог уснуть. Так что Джошуа практически не спал, когда его биологические часы, вымуштрованные годами повиновения, приказали ему подняться. Отдохнувший или нет, он всегда просыпался в шесть утра.

Перед сном он принял душ и проснулся чистым. Однако заведенный порядок требовал своего, поэтому Джошуа помылся еще раз. Быстрого и холодного душа было достаточно, чтобы смыть остатки сна. Закончив, он вытерся и надел одежду, приготовленную накануне.

Освежившись, Джошуа перенес внимание на большой металлический дипломат у стола. Он протянул руку, взял его за ручку и поднял. Положив его на стол, Джошуа открыл его.

Снаружи он выглядел как любой другой и ничем не отличался от бесконечного множества подобных ему дипломатов, которые носили бизнесмены по всему миру. Безопасность обеспечивали два простых замка с трехзначным кодом. Именно к такому впечатлению стремились создатели. Однако внутри все было по-другому. Второй уровень защиты можно было пройти только с помощью уникального отпечатка пальца Джошуа, который открывал доступ к арсеналу оружия.

Джошуа аккуратно достал каждый экземпляр и разложил их на простыне, постеленной на полу между столом и кроватью. Когда все было на месте, он сел на пол возле дальнего конца простыни. Скрестив для удобства ноги, он вытянул руку и поднял охотничий нож, с которого начинал это упражнение каждое утро. Зажав в левой руке точильный камень, он провел ровно шестьдесят секунд, водя им по его острому как бритва лезвию. Из-за того, что Джошуа часто повторял эти манипуляции, лезвие всегда было острейшим.

Как только нож оказался на месте, Джошуа продолжил ритуал. Он брал в руки каждый предмет и тщательно его изучал. Разбирал. Чистил. Это тоже было навязчивым действием, но одновременно и чем-то большим. Это давало ему абсолютную уверенность, абсолютный покой разума — самое близкое к психотерапии, что он мог себе позволить.