Покушение в Варшаве

– Мы не запрещаем детям пробовать себя, – отчеканила достойная дама. – Ее дед – казачий полковник. Кровь требует выхода.

– Мой дед – фельдмаршал, – возразила графиня. – А я сама – горячее дитя юга. Но я никогда не разрешила бы моей маленькой Элизалекс подобное развлечение без старших.

– Барон Оффенберг – наш родственник, – соврала Лизавета Андревна, еще не зная, как она близка к истине. – Он присмотрит за Катей. – А что до крови Голенищевых-Кутузовых, – почтенная дама вспомнила о легендарном темпераменте госпожи Хитрово, проистекавшем из легендарного же темперамента ее отца, победителя Наполеона, не пропускавшего ни одной юбки, – то она проявляется в ином.

Госпожа Фикельмон закусила губу.

– В ином ли?

По полю вслед за Катей к шару спешил принц Хозрев-Мирза, на ходу повелевая остальным персам стоять на месте.

– Что ж, барон, – храбро заявила девушка, берясь рукой за один из канатов, удерживавших корзину. – Покатаете влюбленных?

У нее был такой отчаянный вид, что Федор Петрович несколько опешил. А слово «влюбленных» она выплюнула с таким презрением, что не оставалось сомнений: все кончено.

– Только обещайте не целоваться на высоте, – со смешком бросил воздухоплаватель. Он имел в виду, конечно, «с принцем», и тоже, как Лизавета Андревна, не подозревал, как близок к истине. – Кажется, ваша матушка встревожена.

Оффенберг говорил по-немецки. У него был тот южно-германский акцент, который так завораживал Катю с детства у отчима.

– А вы на память стихи знаете? – осведомилась она. – Немецкие?

– Конечно.

– А читаете их в минуты близости?

Федор Петрович так смутился, словно у него в мундире обнаружился непорядок.

– Не суть, – повелительно сообщила Катя и полезла в корзину.

За ней – подошедший принц, на которого девушка глянула хмуро, исподлобья. Хозрев-Мирза хотел ей что-то сказать, но тут шар начали поднимать, помаленьку отпуская канат. Корзину пару раз тряхнуло, и она выровнялась. Катя презрительно скосила глаза на шахзаде. Чуть только оказались выше второго этажа, как юноша перестал смотреть, сполз внутрь, сел на пол, прижался спиной к бортику и начал быстро зеленеть. Никакие уговоры барона, мол, панорама-панорама, не смогли поднять его на ноги.

Сама девушка едва не перегибалась за борт. Оффенберг ее удерживал. Он зажег пламя горелки, которое, как оказалось, подогревает газ в шаре.

– Воздух должен быть горячим, чтобы лететь, – пояснил воздухоплаватель.

– А вы без каната можете?

– Конечно.

– А то, как на привязи.

– Вы сначала поднимитесь выше домов. Храбриться не стоит.

Катя фыркнула, показывая, что высота ее не страшит.

– А с шара можно снаряды кидать?

«Умница», – восхитился барон.

– Управление пока неуверенное, – вслух пожаловался он. – И мишень слишком хорошая. Из пушки ничего не стоит сбить. У нас готовили бригаду, перед самым Бородинским сражением. Но не успели. Да и Бонапарт был артиллерист от Бога. Всех бы потеряли.

– Все равно идея хорошая, – не готова была уступить Катя.

Канат разматывался и разматывался. Вот уже были видны ржавые крыши домов. Город нацелился на них дворами-колодцами.

– Смотрите на реку, – посоветовал Федор Петрович.

Огромное серебристо-серое тело Невы ползло мимо города. Вдалеке виднелся залив, корабли.

– Скоро Кронштадт будет видно, – похвастался Оффенберг.

Справа, из глубины материка, шла туча. Серо-синяя. Барон приложил руку ко лбу. Это движение не укрылось от Кати, она слишком хорошо знала по отчиму, чем для контуженных кончаются такие тучи.

– Начинайте читать стихи, – потребовала девушка.

– Что? – не понял воздухоплаватель. Внезапный порыв ветра уносил слова. Он высунулся из корзины, чтобы показать своим: мол, сматывайте. Те уже и так поняли. Шар начало болтать.

Федор Петрович выпрямился, чувствуя, как мозг в голове встал на место чуть медленнее, отставая от движений тела. Перед глазами на секунду появилась чернота.

– Читайте стихи, – снова потребовала Катя по-немецки.

– «Был у меня товарищ, по милости Небес», – подчинился барон, не осознавая, что делает.

Катя узнала строчки Уланда.

– «Вдруг свистнула картеча…» – передразнила она спутника, и в следующую секунду, держась за веревочные тросы, шатнулась к нему. Ее губы вжались в его рот – никакой нежности. Удар ветра. Но, чтобы он не сомневался, что это не случайность, девушка пошевелила языком. Фу, курит, что ли?

– Вы женаты? – спросила она.

– Нет, – ошалело отозвался барон.

– Я подойду? – и, не дожидаясь ответа, констатировала: – Подойду.

Оффенберг был потрясен. Его рыбья, хоть и очень храбрая, немецкая кровь была не в силах противостоять такому напору.

– Я старше вас лет на двенадцать, – выдавил он. – Меня ваш батюшка живьем съест.

– Не съест.

Барон еще секунду подумал.

– А вы разве не потому это сделали, чтобы досадить принцу?

Барышня фыркнула.

– Какому принцу? Этому, который сейчас вам всю корзину заблюет? – Ее презрению не было границ. – Лучше скажите: голове легче?

Очень даже.

Канат сматывали быстро, опасаясь откровенного шторма, поднимавшегося над домами. Женщины достали зонтики. Первые тяжелые капли ударили о землю, взрыв песок на Марсовом поле.

– При дожде хуже? Лучше?