Покушения и инсценировки: От Ленина до Ельцина

О кризисе в большевистской властной структуре летом 1918 года известно намного меньше, чем об аналогичной в марте 1918-го, во время подписания Брестского мирного договора. По наблюдениям Ю. Фельштинского, в конце лета 1918 года на фоне кризиса Советов и роста недоверия к ним со стороны населения усиливается влияние Свердлова и одновременно падает авторитет Ленина. Действительно, именно летом 1918 года большевики решительно ликвидируют политическую оппозицию: в июне — запрет на участие меньшевиков и правых эсеров в работе Советов, в июле — разгром и изгнание с руководящих должностей левых эсеров, закрытие небольшевистских газет…

… Летом 1918 года в руках Свердлова сосредоточилась вся партийная и советская власть: он возглавлял ВЦИК и был секретарем ЦК РКП(б)… Дзержинский был заодно с Бухариным при обсуждении мирного договора с Германией, не раз поддерживал позицию Троцкого против Ленина, позже вместе со Сталиным выступал против ленинской позиции по Грузии. Вполне вероятно его объединение со Свердловым в перераспределении власти, наметившемся летом 1918 года.

Большевистская элита за год своего правления вкусила власти и брала пример со своих лидеров, стремившихся всеми силами ее удержать. Учитывая это, становится понятно, зачем в сейфе у Свердлова хранились драгоценности, деньги и заграничные паспорта, почему он приказал доставить Каплан из ВЧК к нему и расстрелять ее без суда и следствия (ведь могло выясниться, что стреляла не оа). Вынужденное отсутствие Ленина в Кремле придавало уверенности Свердлову. «Вот, Владимир Дмитриевич, и без Владимира Ильича все-таки справляемся», — говаривал он с гордостью Бонч-Бруевичу.

Технически организовать тогда покушение на Ленина было просто. Достаточно лишь представить себе, что руководители боевой эсеровской организации Семенов и Коноплева начали сотрудничать с Дзержинским не с октября 1918 года, когда их арестовали, а с весны 1918-го. Тогда станут понятными и легкость, с которой в нужном месте прозвучали выстрелы, и нарочито безрезультатная работа следствия, и быстрая казнь Протопопова и Каплан, не зафиксированная даже в протоколах судебной коллегии ВЧК. Эта версия поможет понять, почему Семенов и Коноплева под поручительство известных большевистских деятелей были отпущены на свободу и никак не пострадали в период красного террора. Семенов, этот эсеровский Азеф 1918 года, скорее всего действовал по указанию чекистского руководства, тесного связанного с партийно-советскими вождями. Левому эсеру боевику Протопопову за выстрелы в вождя обещали сохранить жизнь, но… расстреляли сразу же (каких-либо следственных дел о нем обнаружить пока не удалось)…

Журнал «Родина», 1995 год, N 7

Глава 2 СТРЕЛЯЮЩИЙ ВЕЛОСИПЕДИСТ

Утром тридцатого августа 1918 года из подъезда дома в Саперном переулке вышел молодой человек в спортивной кожаной тужурке и фуражке военного образца. Он вел велосипед.

Сделав с десяток шагов, юноша ловко вскочил в седло и заработал педалями.

Велосипедист ехал по направлению к площади Зимнего дворца. Поравнявшись с домом номер шесть, остановился. Велосипед прислонил к стене у входа, а сам, ощупав револьвер в кармане тужурки, вошел в здание.

Дом номер шесть на Дворцовой площади пользовался дурной славой — там размещались Комиссариат внутренних дел Северной коммуны и Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией. Ясное дело, жители города туда добровольно не ходили.

Молодой человек пришел без всякого принуждения. Спросив у швейцара, принимает ли товарищ Урицкий, юноша услышал, что тот еще не прибыл.

Ощущая приятную тяжесть револьвера в кармане, велосипедист сел на подоконник, ожидая прибытия автомобиля с важным седоком.

УТРО ТЕРРОРИСТА

О чем думал юноша, напряженно прислушивавшийся к проникавшему через оконное стекло шуму улицы, пытаясь различить среди разнообразных звуков приближающиеся обороты автомобильного мотора?

Наверное, мы об этом не узнаем никогда.

Известны лишь подробности последнего утра, которое молодой человек, сидевший у окна в ожидании председателя Петроградской ЧК, провел перед тем, как приехать в мрачное здание на Дворцовой площади.

Последние дни он не ночевал дома. Впрочем, так делали многие. Почти половина мужчин столицы с наступлением сумерек покидали свои квартиры и искали более безопасное убежище — аресты производились преимущественно по ночам.

Накануне, двадцать девятого августа, он пришел домой, как всегда, под вечер и, как всегда, голодный. Мать покормила его. После трапезы он обычно читал что-нибудь сестре вслух — это стало многолетней привычкой еще с детских лет. Нередко менялись ролями, и тогда сестра брала в руки любимую книгу. Последнее время это был модный тогда Шницлер, один из томов которого был ими недочитан.

Едва сестра раскрыла незаконченную книгу, как брат нетерпеливо остановил ее:

— Подожди. Есть другая.

Он подошел к книжному шкафу и взял с полки томик французского издания «Графа Монте-Кристо».

— Ты что? — удивилась сестра.