Читаем Покушения и инсценировки: От Ленина до Ельцина полностью

Нельзя столь долго разглядывать помещение, это может вызвать подозрение у швейцара, мелькнула мысль у Каннегисера, и он отвернулся к окну.

По Дворцовой площади шли по своим делам озабоченные люди. Не пора ли снять револьвер с предохранителя? Вот-вот должна появиться машина с долгожданным седоком.

Долгожданным? Прошло всего двадцать минут, а показалось, что целая вечность. Наконец с улицы донесся шум работающего мотора. Автомобиль подкатил к подъезду.

У Каннегисера громко застучало сердце. Может, пока еще не поздно, отказаться от задуманного страшного дела? Может, вернуться в родительскую квартиру в Саперном переулке, отыграться в шахматы у отца, пить чай с сестрой, продолжить чтение «Монте-Кристо»?

Громко хлопнула входная дверь, и переваливающаяся по-утиному фигурка на кривых ногах заковыляла к кабине лифта. Кабинет председателя ЧК находился на третьем этаже. Швейцар услужливо бросился открывать дверь подъемной машины перед «его превосходительством», и на какое-то мгновение повернулся спиной к посетителю, который уже вставал с подоконника и опускал руку в карман.

Этих секунд хватило Каннегисеру для того, чтобы, не ощущая на себе подозрительного взгляда швейцара, сделать несколько шагов в направлении шедшего к кабине лифта Урицкого. Тот, услышав шум, удивленно оглянулся. Глаза жертвы и убийцы встретились. И в то же мгновение грянул выстрел.

Нарком свалился на пол без крика, без стона. Пуля сразила его наповал.

Четкости выстрела мог бы позавидовать профессиональный киллер. Каннегисер стрелял — на ходу! — с расстояния не менее шести-семи шагов в быстро идущего человека. И попал с первого раза, на что способны лишь опытные стрелки.

Увы, Каннегисер к ним не относился. Более того, он совершенно не умел метко стрелять.

Это обстоятельство вызвало массу подозрений. Либо террористу крупно повезло — с дилетантами подобное иногда случается, — либо стрелял вовсе не Каннегисер.

Существует несколько версий случившегося. По одним рассказам, теракт произошел не в вестибюле, а в служебном кабинете Урицкого, что, наверное, маловероятно, поскольку в таком случае возникает закономерный вопрос: каким образом двадцатидвухлетнему студенту удалось проникнуть к председателю ЧК да еще с оружием в кармане? Простому человеку с улицы в кабинет руководителя столь высокого ранга не попасть.

Согласно другим рассказам, драма разыгралась действительно в вестибюле. Но, кроме старика-швейцара, там находились и другие люди. В комиссариате был приемный день, поэтому в вестибюле сидели посетители. На молодого человека в кожаной тужурке никто не обратил внимания, и он уселся в кресло неподалеку от входной двери.

Когда приехал Урицкий и направился к лифту, молодой человек подошел к нему вплотную и произвел несколько выстрелов из револьвера. Урицкий, смертельно раненный в голову, упал и на месте скончался.

Легенда о нескольких выстрелах понадобилась, наверное, для того, чтобы подчеркнуть кровожадность, жестокость террориста и исключить случайность, дилетантизм в его действиях. А то что же получается — какой-то студент-четверокурсник проникает в наркомат внутренних дел и с первого выстрела укладывает наповал самого председателя ЧК! Притом — проникает беспрепятственно. Не потому ли и появляется упоминание о приемном дне в комиссариате и о посетителях — контрреволюционная организация, мол, хорошо подготовила операцию, замаскировав террориста под обыкновенного просителя?

ИДЕАЛЬНЫЙ ОБЪЕКТ

Убийца Урицкого представлял собой идеальный объект для вербовки и последующего использования в разных деликатно-щекотливых делах. Это обстоятельство, несомненно, учитывали как одна, так и другая сторона. Имеются в виду большевики и их нынешние ниспровергатели.

По большевистско-чекистской версии, эсер Леонид Каннегисер был агентом Савинкова и англо-французов. Некоторые современные исследователи, основываясь на зарубежных источниках, склонны считать Каннегисера… агентом ЧК. Правда, они делают существенную оговорку — сам террорист об этом мог даже не догадываться.

Леонид Иоакимович Каннегисер родился в семье крупного петербургского богача. Его отец был знаменитым инженером, имя которого хорошо знала просвещенная Европа. В доме Каннегисеров бывал весь культурный Петербург. В гостиной родителей Леонид видел видных царских министров и старых заслуженных генералов, знаменитого революционера Германа Лопатина и молодых талантливых поэтов.

Он и сам был наделен природой многими выдающимися способностями. Писал прекрасные стихи, печатал их в журналах и поэтических сборниках, дружил с Сергеем Есениным, который высоко ценил его стихотворный дар. Есть фотоснимки, на которых они изображены вместе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Досье

Смерть в рассрочку
Смерть в рассрочку

До сих пор наше общество волнует трагическая судьба известной киноактрисы Зои Федоровой и знаменитой певицы, исполнительницы русских народных песен Лидии Руслановой, великого режиссера Всеволода Мейерхольда, мастера журналистики Михаила Кольцова. Все они стали жертвами «великой чистки», развязанной Сталиным и его подручными в конце 30-х годов. Как это случилось? Как действовал механизм кровавого террора? Какие исполнители стояли у его рычагов? Ответы на эти вопросы можно найти в предлагаемой книге.Источник: http://www.infanata.org/society/history/1146123805-sopelnyak-b-smert-v-rassrochku.html

Борис Николаевич Сопельняк , Сергей Васильевич Скрипник , Татьяна Викторовна Моспан , Татьяна Моспан

Детективы / Криминальный детектив / Политический детектив / Публицистика / Политика / Проза / Историческая проза / Прочие Детективы / Образование и наука

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное