Покушения и инсценировки: От Ленина до Ельцина

— Идет тяжелейшая война, каждый человек на счету, а некоторые наркомы по собственной глупости ломают ноги. Товарищ Устинов, что, разве вам не выделили машину? Я распоряжусь на этот счет…

Он оставался человеком неуемной энергии до конца своих дней. Отдыхать не любил и не умел. Им владела постоянная жажда деятельности.

Кончина Устинова вызывает массу вопросов.

Осенью 1984 года он выехал на совместные учения советских и чехословацких войск, которые проводились на территории Чехословакии. В маневрах участвовал министр обороны принимающей стороны генерал Дзур.

— После возвращения с маневров Устинов почувствовал общее недомогание, появилась небольшая лихорадка и изменения в легких, — рассказывает бывший главный кремлевский врач Чазов. — Мы отвергли связь этого процесса с перенесенным злокачественным заболеванием. Удивительное совпадение — приблизительно в то же время, с такой же клинической картиной заболевает и генерал Дзур. Несмотря на проводимую терапию, вялотекущий процесс у Устинова сохранялся, нарастала общая интоксикация. От нее он и скончался.

В печати высказывались предположения об отравлении обоих военачальников. Устинов был человеком Черненко. Дмитрий Федорович, как полагают, предложил кандидатуру Черненко на пост генерального секретаря ЦК. С неожиданной кончиной Устинова Черненко лишился мощной поддержки. К тому же застрелился и эксминистр внутренних дел Щелоков, с которым Черненко долго работал вместе. Русская линия в Политбюро на Устинове прервалась, Черненко остался в одиночестве, и верх одержали западники.

Приложение N 23: ИЗ ЗАКРЫТЫХ ИСТОЧНИКОВ

Письмо М. Литвинова Н. Ежову

(Литвинов М. М. — Баллах Макс — в 1930-1939 гг, нарком иностранных дел СССР. Ежов Н. Н. — в 1935 году председатель КПК при ЦК ВКП (б) и одновременно секретарь ЦК ВКП (б). Письмо датировано 9 сентября 1935 г., отправлено из Женевы.)

Многоуважаемый Николай Иванович!

Я вынужден писать Вам о своей охране. Я свыше 10-ти лет езжу подряд ежегодно за границу как по служебным делам, так и для лечения, но до последнего года всегда обходился без всякой охраны. Много раз ГПУ предупреждало о якобы готовящихся на меня покушениях, но все это оказывалось вымыслом. Информаторы НКВД, зная о моих частых поездках за границу, сочиняют информацию, которая, вероятно, хорошо оплачивается, не заботясь о правдивости своих сообщений. Были случаи, когда они сообщали фамилии лиц, якобы готовившихся совершать покушения и даже с какими паспортами они должны были приезжать в Женеву, но при проверке таких лиц никогда в Женеве не оказывалось. Надо Вам знать, что нынешний глава Женевского правительства — левый социал-демократ — вполне наш человек, который, не полагаясь на свою позицию, своими путями проверяет наши сообщения о мнимых террористах, и результат всегда получается отрицательный. Во всяком случае, до сих пор ни малейших признаков слежки за мною за границей не наблюдалось. Как Вы сами знаете, я и в прошлом году был в Мариенбаде, затем в Меране, а затем в Женеве без всякой охраны и ничего не случилось, несмотря на грозные предостережения НКВД.

Считая, однако, возможность покушения теоретически допустимой, в особенности когда я засиживаюсь подолгу в одном городе, как, например, на курорте или в Женеве, я с прошлой зимы дал согласие на сопровождение меня двумя сотрудниками НКВД, при условии, однако, производства охраны согласно моим собственным указаниям. Вы должны согласиться, что, при моем опыте и знании заграницы, я лучше Ягоды и его сотрудников понимаю, где и когда следует «охранять». Я ездил таким образом несколько раз с этими сотрудниками и никаких недоразумений у меня с ними не было.

К сожалению, в данное время Ягода, очевидно, основываясь на явно ложной информации, дал инструкцию своим сотрудникам не считаться с моими указаниями и навязывать мне свои формы охраны, которые не только раздражают меня, но явно дискредитируют меня, а зачастую привлекают ко мне ненужное внимание и раскрывают мое инкогнито. Тов. Суриц мог бы рассказать Вам, как некоторые иностранцы узнали меня в Мариенбаде благодаря нелепому поведению сотрудников НКВД.

Усвоенная теперь сотрудниками НКВД форма охраны меня не только раздражает, но и в чрезвычайной степени угнетает, делая меня иногда совершенно неработоспособным. Там, где нужно, я не возражаю против охраны, хотя за мною по Женеве ходят иногда четверо швейцарских агентов и двое наших. Необходимо, однако, время от времени уединиться, погулять совершенно свободно, не чувствовать за собою топота шагов, — только тогда я могу обдумать какую-нибудь проблему или необходимое выступление. Иначе я делаюсь совершенно неработоспособным, раздражительным и т, п. Кроме этого, возможны скандалы на виду у полиции и иностранцев.