В новом изображении гендерного разделения труда мужчины были представлены как производители, женщины — как потребители. В области профессиональной занятости в 1920‑е годы наблюдался кратковременный рост, а затем отчетливый спад.
К 1930‑м годам, — отмечает Котт, — специализированная профессиональная занятость женщин находилась в нисходящей пропорции по отношению к их общей трудовой занятости, а также в нисходящей пропорции по отношению ко всем профессиональным работникам[310]
.Это только отчасти было результатом Великой депрессии, среди других факторов было увольнение работодателями женщин, которые выходили замуж или беременели, что делало конфликт «дом или работа» особенно острым для белых воротничков и женщин-специалистов.
В целом Котт приходит к заключению, что мечта суфражисток и феминисток об идеальном равенстве — на работе, дома, в политике — в 1920‑е так и не реализовалась.
Реклама свела возможности и варианты выбора для женщин к индивидуальному консьюмеризму; социологи и психологи ослабили требование феминисток относительно сексуальных прав в браке. Вызов, который феминистки бросили гендерному разделению труда, был замят. Введя новые формальные правила, эта адаптация под видом того, что она осуществляет феминистские требования, их нейтрализовала[311]
.Работа Хестер Эйзенштейн о Соединенных Штатах добавляет этой истории новое измерение. Эйзенштейн указывает, что в 1960‑е женщин часто брали на некоторые работы (переопределенные в качестве женских) для того, чтобы помешать белым мужчинам вступить в профсоюз. Женщины становились альтернативной, более дешевой рабочей силой, когда мужчины просили повышения заработной платы. Мотивацией в данном случае была не секулярная либеральная приверженность правам женщин, а стремление одержать победу над рабочим движением и эксплуатировать женщин[312]
.Говоря о Европе в 1945–1975 годах, французский социолог Роз-Мари Леграв вторит выводам, сделанным Котт и Эйзенштейн. Даже несмотря на то, что число женщин со специальной подготовкой и женщин, получавших заработную плату, росло, как она указывает, росло и гендерное разделение труда на рабочем месте.
Экономическая теория двойного рынка труда (первичного и вторичного) легитимировала гендерное разделение труда, изображая его как естественную часть экономики[313]
.Несмотря на то что женщины получили доступ к образованию и к рабочим местам и что были защищены законом, заключает Леграв, они
обманулись своей собственной победой; они редко протестуют против скрытых форм неравенства и ползучего сексизма, с которым сталкиваются. Их статус-кво только кажется легитимным, тем более что их реальность скрыта за завесой риторики, провозглашающей равенство полов[314]
.Повторяющийся паттерн