Пол Келвер

— Ничего я не прикидывался, — пробормотал Дэн, с сожалением покидая насиженное место, недосягаемое для вражеской артиллерии. К концу дня у него уже был готов план отхода на исходные позиции.

Когда мы вместе с Дэном, выйдя из класса, стали спускаться в вестибюль, нас нагнал Старый Нужник.

— Мальчик мой, неужели тебе не стыдно? — с горечью в голосе спросил он, дружески положив руку Дэну на плечо.

— Совесть моя чиста, сэр, — улыбнувшись, ответил Дэн, — Не то что у некоторых. — и со значением посмотрел в глаза Старому Нужнику.

Это был здоровяк, каких мало. Нас училось человек двести, но вряд ли бы во всей школе сыскалось с полдюжины силачей, которые отважились бы потягаться с ним, рассчитывая на победу; да и то это были парни из шестого основного — выпускного класса; в школу они являлись в цилиндрах, при зонтиках, и, естественно, мериться силой с каким-то четвероклашкой они считали ниже своего достоинства. Но драться Дэн не любил, а когда его все-таки вынуждали, то махал руками без всякого азарта, удары наносил лениво, как будто делая одолжение своему противнику.

Как-то мы решили прогуляться по Риджентс-парку. У калитки, что напротив Ганновер-гейт, путь нам преградил здоровенный мальчишка-рассыльный с пустой корзиной. Рядом с ним стояли два громилы, только помельче.

— А здесь входа нет, — сказал нахалюга с корзиной.

— Это с каких пор? — поинтересовался Дэн.

— А вот с таких. А всем, кто входит, дают пенделя, — получили мы исчерпывающий ответ.

Не говоря ни слова, Дэн повернулся, и мы пошли к следующей калитке.

Мальчишка-рассыльный, окончательно обнаглев, побежал за нами.

— Ну, что, салага, сдрейфил? А по мордам получить не щекотно будет?

Прохожих не было видно: зима, ненастье, время рабочее.

— А ну давай, попробуй, — Дэн резко остановился.

Мальчишка легонько шлепнул его по щеке. Было не больно, но унизительно. Любой уважающий себя мальчик, чтящий кодекс чести, тут же полез бы в драку.

— И все? — спросил Дэн.

— А что, мало? — растерялся мальчишка с корзиной.

— Тогда гуляй, — успокоил его Дэн, и мы пошагали прочь.

— Хорошо, что он не стал больше задираться, — радовался Дэн. — Мне сегодня в гости идти.

А в другой раз, где-то в районе Лиссон-гроув, он отколошматил юного грубияна. Обидчик был раза в два здоровее его. Вся вина незадачливого подметальщика улиц заключалась в том, что он, помахивая метлой, как бы невзначай сбил с Дэна шляпу и поддал ее ногой.

— Ну сбил, так сбил, ладно: со всяким случается, — вразумлял бедолагу Дэн, утирая носовым платком его раскровавленную физиономию. — Так зачем было шляпу ногой пинать, а?

А еще помню, как шли мы как-то жаркий летним днем в Хадли-Вудс. Компания была небольшая — человека три-четыре, не считая Дэна. Пройдя церковь, мы свернули с главной аллеи, пошли по тропинке и уперлись в поле. Тут Дэн достал из кармана огромную, явно сочную грушу.

— Откуда она у тебя? — спросил один наш одноклассник, некто Дадли, пижон и двоечник.

— Из фруктовой лавки, — ответил Дэн. — В той лавке напротив церкви всегда отличные груши. Хочешь кусочек?

— А говорил, что у тебя больше нет денег, — укоризненно сказал Дадли.

— А денег и не было, — ответил Дэн, протягивая ему на кончике ножа истекающий соком ломтик груши.

— А как же ты купил без денег? Кто тебе продаст в кредит? — усомнился в искренности его слов Дадли, отправляя грушу в рот.

— А я и не покупал.

— Ты что, украл ее?

— А то как же?

— Значит, ты вор, — заявил Дадли, вытирая рот и сплевывая косточки.

— Не велика беда. Можно подумать, ты лучше.

— Да, лучше.

— Чья бы корова мычала… А кто в прошлую среду залез в чужой сад, объелся зелеными яблоками, да так, что живот заболел?

— Тоже мне, сравнили. Это не воровство.

— А что же тогда?

— Это совсем другое.

— А в чем разница?

Никакой разницы Дэн не видел, и разубедить его было невозможно.

— Воровство — оно всегда воровство, — упорствовал он, — залез ли ты в чужой сад или стянул грушу с прилавка. Ты, Дадли, вор; и я вор. Давай, ребята, налетай: тут еще по кусочку выйдет.

Слаб человек, слаб! Поступок Дэна нас глубоко возмутил (впрочем, так ли уж глубоко?), о чем мы ему и заявили; но и от груши отказываться не стали. Наши морали Дэн пропустил мимо ушей — ему было в высшей степени наплевать, что о нем думают.

С Дэном я делился своими сокровенными мыслями, зная, что он не станет смеяться. Иногда он соглашался со мной, но иногда его суждения ошеломляли, ставя все с ног на голову. Приближался годовой экзамен. Отец с матушкой мне ничего не говорили, но я-то знал, с каким волнением они ждут результата: отцу хотелось знать, как прочно я усвоил учебный материал, а матушке — как учителя оценят мое прилежание Я старался изо всех сил, зубрил, но уверенности, что я буду первым, у меня не было: я знал, что награды достаются не тем, кто больше знает, а тем, кто отвечает четко и уверенно, хотя они могут нести и откровенную чушь; то же самое мы наблюдали и в жизни.

— Ты что-нибудь учишь, Дэн? — спросил я его. Дело было солнечным июньским утром на Праймроуз-хилл.