Пол Келвер

Женился он поздно; в жены ему досталась дурно воспитанная, необразованная особа много младше его; она притащила за собой целую ораву прожорливых и настырных родственников; он старался улизнуть из дома при малейшей возможности; конечно же, спокойная деловая атмосфера Ломбард-стрит привлекала его куда больше, чем шум и ор семейного очага. Мы видели эту даму несколько раз. Она была из тех вздорных бабенок, которые во все суют свой нос; им кажется, что без скандала ничего не добьешься, и если они перестанут ругаться, мир пойдет прахом. Она стыдилась своего происхождения и, пытаясь скрыть его, выставляла себя на всеобщее посмешище: она строила из себя аристократку — как должна держаться знатная дама, ей объяснили ее добрые друзья. Но ее герцогиня своими манерами более походила на буфетчицу, возвращавшуюся с воскресной проповеди. Не боялся ее один лишь мистер Гадли; напротив, она боялась его как огня — старик частенько говорил ей в глаза все, что о ней думает. Он знал ее давно, и никакие шикарные туалеты не могли его обмануть. Появление этой плебейки в стенах старинной фирмы «Стиллвуд и K°», среди клиентов которой были сплошь аристократы, он рассматривал как личное оскорбление.

Ее история весьма примечательна. Мистер Стиллвуд познакомился с ней, когда ему было уже под сорок, и в городе за ним укрепилась прочная слава чудаковатого старого холостяка. Она же в ту пору была ребенком — с белокурыми волосами, ангелоподобным, хотя и чумазым личиком. Она играла в сточной канаве. Возможно, мистер Стиллвуд и не обратил бы на нее внимания, если бы не молодой Гадли (за что он себя и клянет), решивший проводить хозяина до дому. Маленькая чертовка запустила в него тухлой селедкой и угодила прямо в лицо. Гадли изловил негодяйку и выдрал за уши. На этом бы делу и кончиться, но не тут-то было: мистер Стиллвуд схватил ее за руку, и упирающуюся безобразницу зачем-то поволокли к папаше, который торговал углем где-то на Хорсферри-роуд. Разбирательство закончилось самым неожиданным образом: девчонку, по сути дела, купили. Ее послали учиться во Францию, а папаша ликвидировал торговлю. Она вернулась через десять лет, превратившись из маленькой замарашки в статную, красивую молодую женщину; он женился на ней и вскоре убедился в истинности старой пословицы: «Черного кобеля не отмоешь добела», сколько его там ни скреби, хоть щеткой, хоть мочалкой.

В муже ее больше всего не устраивало его социальное положение — профессию стряпчего она считала плебейской, — и старый Гадли буквально бесился, когда слышал ее рассуждения по этому поводу.

— Хоть бы дочек своих пожалел, если до меня ему нет дела, — как-то посетовала она. Я работал в соседней комнате и все слышал: дверь была приоткрыта, к тому же, в общении с людьми она привыкла не говорить, а кричать. — Ну какой, скажите на милость, джентльмен — настоящий джентльмен — возьмет за себя дочь какого-то стряпчего из Сити? Я давно ему говорю — бросай свое крючкотворство и ступай в Парламент.

— Вот и папенька ваш, покойник, всегда говорил то же самое. Как только дела не заладятся — гнилую картошку там никто не берет или уголек подмок, — он сразу же кричать: «Хватит с меня, бросаю все к черту, выставляю свою кандидатуру на выборах!».

Миссис Стиллвуд весьма светски обругала его «грязной скотиной» и вылетела из комнаты.

Но и сам Стиллвуд юриспруденцию особо не жаловал.

— Не знаю, Келвер, — как-то сказал он мне, уже не помню по какому поводу, — правильно ли вы сделали, что пошли по этой стезе. Ведь в нашем деле нравственность — понятие абстрактное. Юрист как медик — врачи в каждом человеке видят больного, а мы — негодяя. Порядочные люди к нам не обращаются. Ведь мы же имеем дело исключительно с мошенниками, подлецами и лицемерами. А это портит характер, Келвер. Нам постоянно приходится дышать воздухом обмана и надувательства, И мне иногда кажется, что тут легко заразиться.

— Но вас-то, сэр, эта зараза, по-моему, не берет, — ответил я.

Выше я уже упоминал, что фирма «Стиллвуд, Уотерхэд и Ройал» считалась в юридических кругах символом честности, что уже выходило из моды.

— Будем надеяться, Келвер, — ответил старик. — Но нужно признаться, я иногда подозреваю себя — а вдруг я все же негодяй? Как тут проверишь? Ведь подлец, Келвер, всегда сумеет убедить себя в том, что он порядочный человек, — и спит спокойно. Себе подлецом подлец никогда не кажется.

Его слова меня не на шутку испугали. Дело в том, что по совету старого Гадли я уговорил матушку передоверить наш скромный капитал мистеру Стиллвуду, чтобы он вложил его, куда сочтет нужным; в результате наш чисто символический доход принял размеры пусть незначительные, но все же осязаемые. Но глядя в его улыбающиеся глаза, я успокоился, поняв, что деньга достаются нам честным путем.

Посмеиваясь, он положил мне руку на плечо:

— Лишь одного человека следует бояться, Келвер, — самого себя. Никто так тебе не навредит, как ты сам.