Об этом свидетельствовал сам Робинсон: «Мы работали пять или шесть дней кряду. В самом начале между нами разгорелся бой из-за тональности моей кантаты. Поль горячился и повторял в запальчивости: «Все, что я хочу петь, подвластно моему голосу!» Но я-то писал «Балладу» в расчете на обычный баритон, и для того, чтобы Поль мог ее спеть, требовалось изменить тональность. Прежняя сохранилась только в тех местах, где должен был вступать хор. Робсон совершенно не обращал внимания на общепринятые нормы концертного исполнения. И все-таки я высоко оценил его усердие в работе над кантатой. Полная противоположность другому исполнителю «Баллады», широко известному певцу, которому понадобился лишь час на ее разучивание!»
Итак, воскресным вечером 5 ноября 1939 года в самой большой студии Си-би-эс собрались музыканты Нью-Йоркского филармонического симфонического оркестра, хористы, шестьсот приглашенных зрителей, создатели кантаты Робинсон и Ла Туш, продюсер Корвин, ведущий программы актер Берджес Мередит.
Когда режиссер объявил о готовности к трансляции, Поль подошел к микрофонам и, осмотревшись, увидел только белые лица. Лишь он один был здесь чернокожим. Но это не смутило его: рядом с ним находились единомышленники, лишенные расовых предубеждений, борющиеся против шовинистической идеи «превосходства белых». И их общим вкладом в эту борьбу станет «Баллада для американцев», которая через несколько секунд прозвучит по всей стране, напомнит о демократических традициях Америки, призовет к терпимости и человеколюбию. «Не может быть свободным белый человек, когда томится в рабстве черный брат» — так поется в «Балладе».
В музыке Робинсона, в словах Ла Туша, в пении Поля Робсона оживало славное прошлое американского парода. Торжественно-эпическое повествование о победоносной войне за независимость, о творцах американской демократии — Бенджамине Франклине, Томасе Джефферсоне переходило в скорбно-траурное звучание реквиема памяти Авраама Линкольна, «худого и длинного, с мужественным лицом и благородным сердцем». Бравурные марши, монотонные рабочие песни сборщиков хлопка, величественные спиричуэле, протяжные блюзы, озорные рэгтаймы, звонкие хитросплетения джаза — таков музыкальный фон истории Америки, отраженный в музыке Робинсона.
Одиннадцать минут отведено певцу, но он успевает сказать о главном. Его страна молода и сильна, и не спеты еще самые великие ее песни. Бесконечна протяженность ее лесов, безграничен простор ее прерий, величественно течение ее полноводных рек, оглушителен грохот водопадов, могуществен ее народ, хранящий лучшие помыслы и традиции своих предшественников.
«Но кто ты?» — вопрошает хор.
«Я все, кто есть никто, я никто, кто есть все», — отвечает рассказчик.
«Так кто ты?» — допытываются голоса.
«Вы знаете, кто я, — раздается гордый ответ. — Я — Америка!»
Трансляция завершилась, но в студии еще на протяжении пятнадцати минут не смолкали овации. До поздней ночи непрерывно звонили студийные телефоны. В последующие дни на Си-би-эс поступило небывалое, рекордное количество писем и телеграмм. Радиослушатели выражали восхищение, просили выслать ноты и текст, выясняли, можно ли приобрести грампластинку с записью «Баллады». Дотошные журналисты, любители неожиданных и парадоксальных сравнений, не преминули сопоставить отклики на трансляцию «Баллады» с тем впечатлением, которое произвела на слушателей годом ранее подготовленная на той же «Коламбиа бродкастинг систем» инсценировка фантастического романа Герберта Уэллса «Война миров».
Как обычно, в восемь часов вечера по каналу Си-би-эс передавалась программа танцевальной музыки. Внезапно она была прервана, и диктор бесстрастно сообщил о необычайно ярких вспышках на Марсе. Вскоре музыкальную программу вновь прервал выпуск новостей, из которого слушатели узнали о падении вблизи Нью-Йорка загадочного небесного тела, предположительно метеорита. От сообщения к сообщению голос диктора становился все взволнованнее. События развивались с нарастающим драматизмом. Метеорит, оказавшийся космическим кораблем, доставил на Землю уродливых и воинственных существ, по всей видимости, марсиан, которые с помощью таинственного оружия — «лучей смерти» — приступили к уничтожению людей и всего ими созданного…
Немногие американцы, сидевшие в тот вечер у приемников, дождались конца передачи, когда диктор перечислил имена ее авторов, и среди них назвал двадцатитрехлетнего режиссера Орсона Уэллеса[14]
. Большую часть слушателей охватила паника. Толпы обезумевших от ужаса людей, метавшихся в поисках спасительных убежищ, заполнили улицы. С неимоверным трудом полицейским удалось восстановить порядок в Нью-Йорке, Чикаго, других американских городах.