Поль Робсон

— Замечу только, что хороших негритянских актеров гораздо больше, чем певцов, — улыбнувшись, сказал Пуатье.

— Это в тебе говорит дух соперничества, Сид, — шутливо отпарировал Белафонте. — Обладай ты хоть какими-нибудь вокальными способностями, я опасался бы за будущее наших дружеских отношений.

Полю нравились эти энергичные, талантливые гарлемцы. Глядя на них, он вспоминал себя в молодые годы, радовался их одаренности, жизнелюбию, устремленности. А творческая молодежь Гарлема, как, впрочем, и все американские негры, гордилась Робсоном, считая, что он воплощает лучшие качества темнокожей Америки.

В мае 1950 года в результате опроса, проведенного всеми негритянскими газетами США, Поль Робсон был единодушно назван «самым популярным афроамериканцем». Такое признание многое говорило в пользу человека, статьи и книги о котором изымались из американских библиотек, пластинки которого были запрещены для продажи, перед которым закрылись двери концертных залов и театров и который, наконец, уже в течение долгого времени находился под постоянным надзором американской охранки.

Выказывая явно враждебное отношение к Робсону, правящие круги тем самым предоставляли свободу действий давним противникам Поля. Опасаясь возможных провокаций расистов, негритянская община Нью-Йорка прибегла к помощи добровольцев, вызвавшихся охранять своего любимца. Поль в шутку называл «цыганским» тот образ жизни, который ему приходилось вести после возвращения из Европы в июне 1949 года. По настоянию друзей, беспокоившихся о его безопасности, он часто менял места ночлега. Отправив семью в их дом в Энфилде, Робсон жил то у старшего брата Бена, настоятеля церкви Пресвятой богоматери, то ночевал в своей опустевшей квартире, то пользовался гостеприимством близких знакомых…

Вскоре Робсон и его спутники убедились, что за ними ведет наблюдение только один человек. Попрощавшись с Пуатье, Поль и Белафонте перешли на другую сторону улицы. Здесь Гарри, озорно подмигнув Робсону, решительно направился к негру в серой шляпе. Тот заметно насторожился, ожидая подвоха. Белафонте поравнялся с ним и, не поворачивая головы, быстро прошептал: «Будет ночевать у меня. Адрес, надеюсь, известен». Обошел вокруг ошеломленного негра и, расхохотавшись, вернулся к Робсону, довольный произведенным эффектом.

Белафонте снимал квартиру в старом четырехэтажном доме, сложенном из коричневого кирпича и опутанном черным сплетением пожарных лестниц. Из таких четырех-пятиэтажных домов состоит большая часть Гарлема.

Пока хозяин, готовя еду, хлопотал на кухне, Робсон рассмотрел скромное убранство крохотной комнатушки, главную ценность которой составляли книги, пластинки и проигрыватель, заботливо укрытый от пыли куском материи. После ужина Гарри постелил для себя на полу, отведя гостю единственную металлическую кровать.

Робсон неподвижно лежал в темноте, неудобно поджав ноги: кровать была слишком коротка для него. Смирившись с тем, что на новом месте быстро заснуть ему вряд ли удастся, он перебирал в памяти события последних месяцев…

В феврале 1949 года Робсон дважды выступил в одном из крупнейших в мире концертных залов, в лондонском Альберт-холле. Потом последовали гастроли в Манчестере. Билеты на концерты Робсона распродавались мгновенно. Он с радостью обнаружил, что строгая, искушенная английская публика не забыла о нем после десятилетнего перерыва. Ларри Браун признавал, что прием, оказанный Полю в Англии, был «неправдоподобно восторженным».

Но Робсон ехал в Европу не только для того, чтобы своим великолепным пением радовать многочисленных почитателей. Он вернулся сюда посланцем прогрессивной Америки «помогать обеспечению мира, достижению свободы и освобождению всех черных американцев и других борющихся народов». Турне по Англии Робсон завершил заявлением, что отныне не будет выступать ни на одном концерте, если билет на него будет стоить пять долларов. «Я буду петь лишь тогда, — твердо сказал он журналистам, — когда билеты будут доступны рабочим».