Поль Верлен

Увы! Префект Сены, Шарль Флоке, имел любопытство задать ряд вопросов Брюссельской прокуратуре, поскольку ходатай имел судимость. На его письмо от 31 октября 1882 года ему ответил 28 ноября королевский прокурор, и ответ его был безжалостен, так как содержал изложение известных фактов, исполненное в тоне обвинительного заключения. «Нам неизвестно о других обвинениях, выдвинутых в адрес Верлена, — завершал свое письмо прокурор, — но расследование дела, обстоятельства которого мы выше изложили, показывает нам, что натура данного субъекта более чем подозрительна».

Естественно, и речи не могло быть о том, чтобы снова взять его на работу. Лепеллетье, крайне раздосадованный, пошел на хитрость и дождался, пока префект уедет из столицы (об этом ему было известно), и только тогда сообщил плохую новость своему другу. Флоке, сказал он, сделал все, что мог, но его начальство сказало категорическое «нет».

Для Верлена это был очень тяжелый удар. Неужели он никогда не сможет жить нормальной жизнью, неужели он никогда не сможет вернуть себе место в приличном обществе? Неужели его позор будет преследовать его до самой смерти, и даже после нее? Рецидивист, проклятый — вот кем он стал, и всего лишь из-за какого-то «греха молодости»; а ведь он был «в своем праве!».

Он заболел.

Но Судьба уже готовилась нанести ему удар потяжелее.

3 апреля 1883 года он узнал, что Люсьен заболел тифом и помещен в больницу «Милосердие», что на улице Лакапед, дом 1, в палату «Серр». Он немедленно помчался туда. Люсьен был в бреду.

Потрясенный, он навещал его каждый день. Увы! Состояние больного ухудшалось, и врачи уже говорили, что он обречен. Три дня Люсьен, обессиленный, лежал в коме. Последние слова, которые услышал Верлен, были трогательным призывом: «Поль!.. Поль!..»

Он отдал Богу душу 7 апреля в восемь утра. Ему было двадцать три года.

После всех формальностей и обряжения тела в больничной часовне состоялось отпевание.

Свечи теплятся над тобою,
Устремленные, как глаза,
С упоением и мольбою
В обретенные небеса…[467]

А потом было долгое шествование до кладбища Иври по пригородным дорогам, где колдобина на колдобине. Немного белых цветов, небольшая процессия: трое мужчин, Летинуа-старший, Верлен и Делаэ, несколько женщин, среди них мать и соболезнующие соседки.

Верлен был спокоен, он был убежден, что душа Люсьена отправилась в рай. Он указал Делаэ на белую обивку катафалка.

— Как у невинной маленькой девочки, — сказал он тихо, — и правда, он это заслужил.

После погребения он с Делаэ проводили несчастных Летинуа домой, а те, верные деревенской традиции, пригласи ли их в дом на скудные поминки.

Верлен часто приходил проведать могилу, украшенную гранитным крестом, который он сам и поставил, и «голубоватыми и розовыми» цветами. Там, на этом кладбище, которое он находил пошлым, он ревностно молился.

И все же его мучила совесть: он не имел права… Его наказало Небо.

Но его слезы в самом деле были слезами отца.

В этой могиле, погребенные навечно, лежали его наваждения, его счастье и большая часть его самого.

Глава XVI МАЛЬВАЛЬ, ИЛИ ДЕМОНЫ БЕРУТ РЕВАНШ (май 1883 — май 1885)

…Вот рой злых ангелов передо мною,

И бесноватых, и лукавых…

Поль Верлен «Счастье», XIII[468]

Верлен был крайне подавлен после этого несчастья, произошедшего сразу же после провала его попытки вернуться в общество.

Хуже всего было то, что никто не мог понять его скорби, ни мать, ни друзья. Париж стал ему казаться пустым и безынтересным, он снова стал пить, и вернулись тяжелые дни. «Новый левый берег», сменивший название на «Лютеция», продолжал из номера в номер публиковать его прозаические хроники, да и на Монмартре выходил «Шапуар» Салиса, что делало его аудиторию еще большей. Но что-то в нем сломалось. Вокруг была лишь пустая суета.

Пришло время рассчитаться с Летинуа. Верлен с матерью оставили несчастным старикам достаточно, чтобы те могли достойно провести остаток жизни (г-жа Летинуа умрет через несколько месяцев, в начале декабря 1883 года^[469]), в обмен на принадлежавший им небольшой домик в Мальвале, близ Кулома.

Таким образом г-жа Верлен приобрела недвижимость, состоящую из каменного деревенского дома с пристройками, двором и садом, общей площадью 760 квадратных метров, как это указано в контракте, зарегистрированном 30 и 31 июля 1883 года г-ном Сабо, нотариусом в Пари-Батиньоль. Цена приобретения, вероятно, фиктивная, была 3500 франков.

С этого момента в голове у Верлена была только одна идея — уединиться в Мальвале, жить там в покое и вспоминать о своем сыне. Все же, перед тем как уехать, он приложил усилия к тому, чтобы началась публикация его работы о трех малоизвестных или вовсе неизвестных поэтах — Корбьере, Рембо и Малларме — под названием «Проклятые поэты».