Поль Верлен

Шарль де Сиври не замедлил напомнить сестре, что раз она сменит фамилию, то не останется никаких оснований для запрещения публиковать «Озарения» Рембо. Что бы ни написали теперь о Верлене и его мерзком дружке, это уже не будет иметь к Матильде никакого отношения. Она, найдя доводы брата разумными, вернула ему стихотворения в прозе и песни 1872 года, но поставила одно условие — последняя месть! — они не должны попасть в руки Верлена.

Сиври, понимая, что Поль может явиться за тем, что ему по праву принадлежит, поделился своими опасениями с другом, Луи Ле Кардонелем. И тот забрал рукописи к себе. Но вскоре они попали уже к его другу Луи Фьеру, так как сам он готовился к принятию духовного сана и уехал из Парижа^[521]. Так наконец они оказались в руках Гюстава Кана, секретаря журнала «Новое в искусстве, науке и литературе», издававшегося с недавних пор под руководством Лео Дорфера. Разбивкой и корректурой текстов занимался Феликс Фенеон. Он не знал историю рукописи и, будучи в полной уверенности, что перед ним одно произведение, смешал прозу и поэзию, объединив их в одно целое. Публикация растянулась на четыре номера, начиная с пятого, от 13 мая 1886 года. В предпоследнем из них содержится рассказ о Верлене за его же авторством, озаглавленный «Бедный Лелиан»[522]; предназначался этот текст для второй части «Проклятых поэтов»^[523]. Этот номер также интересен вот почему. Автором «Озарений» назван «покойный Артюр Рембо», и таким образом читатели могли понять, что со времени публикации последнего номера автор скончался. Внезапно, начиная с десятого номера, от 5 июля, тексты Рембо перестали публиковаться, несмотря на то, что в предыдущем номере сообщалось о продолжении. Далее мы расскажем о причинах столь неожиданного прекращения публикаций.

Верлен, узнав об обнародовании «его» рукописи, испытал одновременно двойственное чувство радости и обиды. Это очередное проявление злопамятного характера Матильды скорее огорчило, нежели удивило его. Лео Дорфер все же доверил ему, и, кстати сказать, был прав, поступив так, написание вступительной статьи к сборнику, который давно уже готовился к печати. Это небольшое предисловие не сообщает никаких новых сведений об авторе: «Путешествует по Азии и занимается искусством». Также ни слова о перипетиях с рукописью. И к тому же разночтение во времени написания произведений: в начале указывается период с 1873 по 1875 год, а в конце указывается момент написания известной картины Фантен-Латура, то есть январь 1872 года.

Книга вышла тиражом в двести экземпляров на японской и голландской бумаге и пользовалась значительным успехом. Но лишь немногие тонкие ценители литературы, такие, как Феликс Фенеон, смогли почувствовать исключительную изысканность стиля. 7 октября 1886 года он писал: «Произведение, выходящее за рамки литературы вообще, и, может быть, стоящее выше любой литературы».

Верлен питал большую надежду, что Гюстав Кан вернет ему рукопись, но, несмотря на все настойчивые просьбы, он так и не получил ее. Он утешал себя тем, что является обладателем раритетного экземпляра «Одного лета в аду», о чем знали только Ванье и Гюстав Кан. Поль надеялся издать полное собрание сочинений своего друга, которого считали умершим. И в него он хотел включить также «Озарения» и ранние стихи Рембо, подлинники которых в конце концов вернул ему Ванье. Потому он не торопился показывать рукописи Дарзансу и Изамбару. Но в мае 1886 года Дарзанс после длительных поисков получил от Форена другой экземпляр книги. «Открытие неожиданное, почти невероятное», — писал он в предисловии к «Реликварию». Гюстав Кан, узнав об этом, захотел, чтобы этот текст как можно быстрее был напечатан в его журнале. Но Дарзанс опять уехал из Парижа, и редактор не нашел ничего лучшего, как попросить у Верлена его собственный экземпляр! Публикация в трех последующих номерах «Нового» прошла совершенно незамеченной.

Вновь Поль оказался в проигрыше. Но что такое эти неприятности в сравнении с теми бедами, которые вскоре обрушатся на него!

В начале июля 1886 года новый приступ ревматизма приковал его к постели. Еще пять месяцев назад врач, г-н Жюльен, предлагал ему лечь в больницу. Речь шла о больнице Дюбуа в пригороде Сент-Оноре. Но Верлен воспринял предложение без энтузиазма. «Может, это и принято издавна у поэтов, ложиться в больницу, но как бы это ни было соблазнительно, я пока подожду», — писал он Ванье 6 февраля прошлого года. Вот и подождал — 8 июля Поль сообщил издателю, что ложится в «какую-то больницу (вероятно Те-нон)». Г-н Жюльен, вызванный в срочном порядке, занимался оформлением документов.

Верлен лег в Тенон, как он и писал. Он думал, что пробудет в больничных стенах самое большее пару недель. Потому он сохранил за собой номер в гостинице «Миди».