Поль Верлен

Туманный, мглистый Манчестер был созвучен настроению поэта. Молодому пастору Теодору Лондону было поручено принять Верлена. В кармане пастора лежало письмо Артура Саймонса с описанием внешности поэта. «Старый господин, сильно хромающий на левую ногу, с огромными глазами, в черной фетровой шляпе, старом длинном пальто и выцветшем пестром галстуке»^[698].

Вместе с пастором Верлена встречал профессор из Женевы Эмиль Балли. Они усадили поэта в фиакр. Кучер взгромоздился позади седока, и экипаж покатил по дороге в Салфорд, пригород Манчестера. Там, в доме 23 по Вест Хай-стрит супруга пастора и его младшие брат и сестра встретили поэта со всей теплотой, на которую были способны их юные сердца, но Верлен, как только ему указали его комнату в нижнем этаже, заперся там и стал писать ответ Филомене:

— О, не изменяй мне! Не будь жестокой. Поверь, в эти дни я был сам не свой. На какое-то время я… сам не знаю, что на меня нашло!

Лекция состоялась в учебном заведении, открытом при одном из храмов, в слабо освещенном зале. Зрителей было человек пятьдесят, все они плохо понимали французский. Не пришел ни один журналист. Верлен прочел лекцию на свою извечную тему, упомянув также о Шекспире и Расине в ответ на «спич» Балли. Зрители сочли своим долгом поаплодировать этой нудной речи, после которой был устроен скромный прием в доме священника. На приеме некоторые студенты и даже студентки подходили к Верлену и горячо пожимали ему руку. В целом, итог выступления был таков: максимум усталости, полууспех и минимум угощения.

Разумеется. Верлен не стал задерживаться в Манчестере и не горел желанием взглянуть еще раз на знаменитую картину Фантен-Латура «Угол стола», выставленную в городской галерее^[699]. В самом деле, не стоило себя утруждать ради этих допотопных парнасцев!

В Лондоне несчастному поэту снова не дают покоя сердечные переживания. «Все будет хорошо, если ты сейчас так же откровенна, как и я», — пишет Верлен Филомене, получив от нее еще одно письмо, в котором она уверяла его в своей искренности. Поразительно! Ведь именно сейчас Верлен ведет тайные переговоры с врагом Филомены Эжени, от которой требует лишь молчания, в противном случае, говорит он, все кончено^[700].

Чем больше Верлен обо всем этом думал, тем больше убеждался, что был прав, решив пожертвовать Эстер, которая никогда его не любила. Говоря о любви, она всегда думала о деньгах. В ожидании его возвращения обманщица развлекалась с молодыми пройдохами и наверняка думала, как бы половчей его обобрать. Как он мог быть таким слепцом! И тогда Верлен написал длинное и злое письмо. «По всему видно, что у тебя есть любовник, что ты живешь с ним и что он издевается надо мной, а заодно и над тобой! Ведь в твоем возрасте ты сама должна платить любовнику, если ему двадцать девять!»

«Давай расстанемся, — написал он в заключение, — ведь мы уже никогда не сможем жить вместе».

На прощание он не отказывает себе в удовольствии в последний раз оскорбить Филомену: «Не ты ли без конца повторяла, что я для тебя лишь очередной клиент! Ну же, имей мужество сознаться, что живешь с этим Альфредом с улицы Гласьер!»

Противоречивость последних строк свидетельствует о том, что в момент их написания Верлена охватило сильнейшее волнение. Он пишет: «Если мы все же должны жить вместе, давай поженимся» и т. д.

А Эжени тем временем получила награду за свои услуги.

«Тебя я тоже люблю, — писал ей Верлен. — Ты всегда была добра ко мне, и работа спорится у меня в руках, лишь когда ты рядом. Не говори мне больше о той, другой. Докажи, что ты лучше, и все будет хорошо».

Неизвестно, состоялась ли последняя лекция Верлена в Лондоне. Саймонс решил организовать ее в последний момент, и еще 26 ноября Верлен ничего не знал наверняка. По-видимому, этот план так и не удалось воплотить в жизнь.

Как бы то ни было, поездка, несмотря на «мелкие неприятности», оказалась весьма плодотворной. Верлен заработал 1375 франков, которые намеревался держать у Ванье, подальше от коготков двух своих бестий.

Верлену оставалось лишь сделать последние распоряжения перед дорогой. 4 декабря он назначил Эжени свидание на следующий день, то есть в среду, на Северном вокзале в семь часов вечера.

«Завтра мы встретимся и поужинаем в каком-нибудь уютном привокзальном ресторанчике, а потом пойдем баиньки». Перед ними открывалась новая жизнь:

«Мы будем счастливы, если сумеем вести себя благоразумно, надо только переехать в другой квартал».

В тот же день Верлен сообщил Эстер, что между ними все кончено:

«Прощай, так будет лучше!..»

Верлен не знал, доведется ли ему еще когда-нибудь побывать на улице Брока, и, не удержавшись от соблазна подшутить напоследок над Филоменой, сообщил ей о своем прибытии на Северный вокзал в четверг, в семь часов вечера. Казальса Верлен тоже на всякий случай оставил в неведении:

— Точно не знаю, когда вернусь в Париж.