Полая вода. На тесной земле. Жизнь впереди

— Он живой! Чего вы его хороните! — возбужденно сказал Петя и, видя, что его слова не произвели никакого впечатления ни на Ивана Никитича, ни на Ваню, обернулся к командиру: — Я ж его видел! — И уже хотел было рассказать, как садовник Сушков качался на яблоне, задетой броней фашистского танка.

— Ты, Петя, наверное, забыл, что уже третьи сутки, как ушел из дому?.. А Иван Никитич вчера ходил в эти места… Сушкова убили в колхозном саду, — сказал командир.

— Кто ж его убил?

Василий Александрович, взглянув на побледневшее лицо Пети, понял, что он, думая о садовнике, не мог не вспомнить и о матери.

— Фашисты убили его… А Мария Федоровна жива, и отец жив, и за него не беспокойся. Рано утром пойдешь домой Ваня, постели ему, а потом и делом займемся.

Василий Александрович посмотрел на часы.

Иван Никитич сказал, что он на всякий случай выйдет послушать и заодно посмотреть на погоду.

Петя улегся на толстой и мягкой полынной подстилке, вытянулся и, осматривая пещеру с нового места, наблюдал, что делали в ней остальные, слушал их разговор. С нового места, из темноты, он увидел тот самый автомат, из которого Ваня целился в петровских полицаев. Автомат был подвешен к корням, проросшим через крышу пещеры. Рядом висели предметы мирные, домашние: зеленый маленький чайник, холщовый мешок и совсем крохотная сковородка с короткой ручкой.

Ваня ел сало. Он клал его на кусок хлеба, измельчал ножичком и, пока готовил этот своеобразный бутерброд, негромко о чем-то рассказывал. Василий Александрович, полулежа, опираясь на локоть, слушал и курил папиросу, глядя в темноту быстро сужающегося коридорчика — туда, куда недавно ушел Иван Никитич.

Петя так внезапно встретился с Василием Александровичем, такими беспокойными были и встреча и разговор о деле, такой торопливой оказалась дорога в пещеру, что он не успел разглядеть перемены в облике командира. Тем с большим вниманием Петя сейчас присматривался к нему, к человеку, о котором он уже давно сказал отцу и матери: «Из моих знакомых я бы хотел быть похожим на тебя, папа, на тебя, мама, и на Василия Александровича». И отец, улыбнувшись, ответил, что третий знакомый сына ему очень нравится.

Петя смотрел на Василия Александровича и думал: «Стеганка у него уже продралась на рукаве… Курит он как-то по-иному: рывком подносит папиросу ко рту, прячет ее в зажатой ладони и дым пускает вниз так, что его почти незаметно…»

И вдруг Василий Александрович медленно закрыл глаза, и сам собой приоткрылся его пухловатый рот, щеки осунулись, лицо стало рыхловатым.

«Он мало спит, постарел», — вздохнул Петя.

Ваня замолчал, перестал есть и, погрозив Пете, кинулся было за связкой полыни, чтобы подложить ее под свисавшую голову командира, но Василий Александрович очнулся и, будто продолжая с ним беседу, сказал:

— Черт его знает, как сделать лучше… Конечно, Иван Никитич человек умный, большого житейского опыта, по мне кажется… Кажется мне, что боль за расстрелянного фашистами близкого человека сбивает его с верной партизанской дороги на узкую стежку мести… Почему же именно этого часового надо уничтожить?

Ваня промолчал, и Василий Александрович повторил свой вопрос, обращаясь с ним к вернувшемуся Ивану Никитичу.

— Василий Александрович, я уничтожу для наглядности. Дощечку повешу: «Это тебе за Григория Степановича Сушкова, за колхозного садовника. То самое будет всякому фашисту, кто отнимет жизнь у мирного труженика». Пусть другие читают и на примере обучаются…

— Хорошее наглядное пособие, — задумчиво заметил Василий Александрович.

Но Петя наблюдал сейчас не за ним, а за Иваном Никитичем. Не так просто было поверить, что вот этот сухонький старичок с легкой походкой, с маленьким, старательно выбритым, посеченным морщинами лицом мог так уверенно и спокойно сказать, что он один уничтожит вооруженного автоматом фашистского часового.

— А помощников мне для этого не надо. — И, точно отвечая Пете на его сомнения, прибавил: — Дома и стены помогают… Не стены, а земля…

И Петя видел, как он протянул руку вверх и от потолка пещеры отломил комок супесчаной земли, легонько потряс его на своей небольшой узловатой ладони.

— Задачу свою ты продумал хорошо… Верю, что решишь ее без шума, — заговорил командир.

Иван Никитич, должно быть, по тону догадался, что Василий Александрович снова будет возражать, и потому настойчивей проговорил:

— Мы же должны своим людям дать понять, что в лихую годину не забыли про них…

Петя начинал понимать существо разговора. И умом, и сердцем он всецело был на стороне колхозного плотника. С нетерпением ждал он, что же возразит плотнику Василий Александрович.

Василий Александрович неловко усмехнулся.

— Можно и в самом деле подумать, что мне жалко того фашиста, что застрелил Григория Степановича Сушкова… Нет, меня пока от этого шага удерживают вот какие соображения.

И Петя с неослабевающим вниманием прослушал все, что говорил командир о главной задаче.