Полчаса музыки. Как понять и полюбить классику

Искусство – не результат вдохновения или индивидуальной добродетели, но особенность человека как представителя вида: эта идея очень подходит облику Уистена Хью Одена, которому принадлежит знаменитое высказывание «Real artists are not nice people»[141]. Оден писал на некоем поэтическом метаязыке, где каждое слово – скважина, уходящая в историю мысли и искусства до самой Античности, и одновременно часть горизонтальной кровеносной системы текста: его нельзя убрать или заменить на другое. Ключи к оденовским иносказаниям, умолчаниям и метафорам нужно искать в истории, теологии, психологии, философии, социологии, антропологии и литературе. Все это он размещает в поэтической архитектуре изумительной выверенности, почти скупости. Прохладный, рациональный, эрудитски-утонченный, брезгливый к любой мишуре, рентгеновски честный тон Одена определил представление о поэзии для нескольких поколений, говоривших и писавших на английском.

В середине 1930-х он ненадолго соприкоснулся с другим человеком, которому предстояло стать важнейшим феноменом английской культуры, – композитором Бенджамином Бриттеном. Сама идея их сотрудничества кружит голову: кажется, суммой двух талантов такого масштаба должен был стать Большой взрыв от искусства. Его не последовало: некоторые из песен, написанных Бриттеном на стихи Одена в конце 1930-х, оказались даже не опубликованы, а единственная театральная их работа – оперетта «Пол Баньян» (1941) потерпела неудачу. История союза Одена и Бриттена исчерпывается семью годами с момента знакомства в середине 1930-х до провала «Пола Баньяна». Встреча, описанная в пьесе Беннетта, действительно могла бы произойти в Оксфорде в 1972 г., когда престарелый Оден приехал в Англию, а Бриттен находился менее чем в 300 км от него, в своем доме в Олдборо – прибрежном городке на востоке, куда он вернулся после итальянских каникул. Могла бы – но так никогда и не произошла. Меньше чем через год после «Пола Баньяна», в январе 1942 г., Оден написал Бриттену ставшее знаменитым письмо, спокойное и жестокое, где он, обращаясь «Бенджи, дорогой», указывает Бриттену на искушение жить «как проще», перед которым тот всегда находится, «разыгрывая прелестного талантливого мальчика», и добавляет, что для того, чтобы достичь чего-то, ему придется «страдать и заставить страдать окружающих. Тебе придется суметь сказать то, что ты пока ни разу не мог сказать себе по справедливости: господи, я – кусок дерьма»[142].

Еще через три месяца Бриттен, плывя на пароходе через Атлантику, закончил свое последнее сочинение на стихи Одена: «Гимн святой Цецилии» для хора без сопровождения. Стихи, написанные двумя годами раньше, были посвящены композитору, и в этом посвящении есть двоякий смысл: во-первых, День святой Цецилии, 22 ноября, был днем рождения Бриттена, а во-вторых, святая Цецилия исстари считается покровительницей музыкантов. 1942-й – год, в котором окончательно обрывается история общения и сотрудничества двух великих британцев; ни о каком дальнейшем контакте между ними нам неизвестно. В статье, вышедшей на очередной День святой Цецилии через два с лишним десятка лет после разрыва, Оден пишет о фиаско «Пола Баньяна» так: «В этот период Бриттен писал свою первую оперу, а я – свое первое либретто на историю о герое американских народных мифов Поле Баньяне. Как ни прискорбно, результат оказался провальным, и вина за это лежит целиком на мне, поскольку тогда я ничего не знал ни об оперном искусстве, ни о профессии либреттиста. В результате чудесная музыка Бриттена пропала даром, и я должен принести запоздалые извинения своему старому другу и пожелать ему счастливейшего дня рождения»[143].