Полдень. Дело о демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади

Вздохнет, всплакнет валторна электрички,
недостижимый миф.
По решке[26]

проскользнет сиянье спички,весь мир на миг затмив.

Вспорхнет и в ночь уносится валторна.

Пути перелистать,
как ноты. О дождливая платформа[27],
как до тебя достать?

Пустынная, бессонная, пустая,

пустая без меня,
и клочья туч на твой бетон слетают,
как будто письмена,

и, хвостиками, точками, крючками

чертя по лужам след,
звенят они скрипичными ключами
ушедшей вслед.

Июль — сентябрь 1970

Из книги «Побережье», цикл «Тюремные стихи»

А завтра здесь не сыщешь и следа
от тени, что вдоль стен за мной скользила.
Я улыбаюсь, горькая слеза,
как льдинка, на зрачке моем застыла.

Как в домике игрушечном слюда

не позволяет глянуть сквозь оконце,
так ничего нельзя прочесть с лица,
в котором прежний день уже окончен,

а новый загорится не теперь,

и след слезы не слышен и не виден,
и лишь метель раскачивает дверь,
в которую мы все когда-то выйдем.

Январь 1971. Бутырская тюрьма, больничка, накануне отправки в Казань

Из той же книги, из того же цикла.

В малиннике, в крапивнике, в огне
желания, как выйдя на закланье,
забыть, что мир кончается Казанью
и грачьим криком в забранном окне.

Беспамятно, бессонно и счастливо,

как на треножник сложенный телок…
Расти, костер. Гори, дуга залива.
Сияй впотьмах, безумный мотылек.

Из книги «Перелетая снежную границу» (Париж, 1979), тетрадь «Не спи на закате» (1974)

Тень мой, стин мой, тихий стон
струн, натянутых на стены,
камерная музыка
и казарменная брань.

Я и до сих там брожу,

брежу, грежу и тужу,
в ту же сдвоенную решку
зачарованно гляжу.

Все свое ношу с собой:

этажи в пружинных сетках,
вечное отчаянье,
ежедневное житье.

Только тень в стране теней

все яснее и плотней,
и сгущается над нею
прежний иней новых дней.

Из той же книги, тетрадь «Долгое прощание» (1975)

Агнешке Холланд

Это позже, льдисто-неистов,
Блок напишет: «Эх, эх, без креста!»
А пока — детский жар у бомбистов,
небо чисто, и совесть чиста.

А пока из горячки девичьей

еще пышет скончавшийся век,
даже желтый дом — идилличней,
чем Казанский не Ноев ковчег.

Ах, бомбисты, идеалисты,

террористы, боевики,
кабы знать вам, какую карту
(с ностальгией по Первому марту)
вы сдаете миру с руки…
Ночь мутна и рассветы мглисты
над простором полярной реки.

Из книги «Переменная облачность» (Париж, 1986), раздел «Двадцать пять стихотворений» (сентябрь 1982 — 1 января 1983)