Полдень магов. Оккультная перестройка мира

В трюме как-то тесновато и темно, да и запах стоит не слишком приятный, но ведь движемся же куда-то, вода за бортом плещется, из машинного отделения китайско-малайская речь доносится. У нас многие надеялись в машинисты и кочегары пробиться, но не берут пока, говорят — рылом не вышли, инвестиционный рейтинг у вас не тот и, вообще, руки не из того места растут. Зато баб, что покрасивее, многих на верхние палубы затребовали, да и вожачков, которые нас в трюм завели, начальство корабельное частенько наверх вызывает — поднесут стакан-другой водки и велят на ложках играть или духовым оркестром дирижировать для смеха. Но кое-кто из наших, особенно те, кто при прежнем тоталитарном режиме по тюрьмам и ссылкам маялись, вполне освоились, насобирали у прочих пассажиров денежек с золотишком, приоделись поприличнее и как-то с судовой охраной договорились, чтобы их беспрепятственно аж до 2-й палубы пускали. Так что дела идут, а корабль всё движется на запад, к закату. Про айсберги поговаривают иногда, но никто в них особо не верит.

У «Титаника» нашего имеется, как и положено, свой дух-покровитель, чья позолоченная фигура укреплена на носу судна. Божок в крылатых сандалиях и в шапке с крылышками. И хотя на корабле полная свобода совести и религиозных обрядов, а обитатели разных трюмов и палуб нередко ходят в походно-корабельные молельные каюты, чтобы поклоняться своим многочисленным богам, но по-настоящему все почитают только его и молятся только ему — Меркурию, богу торговли, коммерции и прибыли, да и, что греха таить, богу-аферисту, вору, обманщику и плуту. Что делать, рынок, торговля — главное сейчас для всего человечества занятие, а в торговле основной принцип: «не обманешь — не продашь».

Но вот штурманы наши, которые путь корабля исчисляют, тоже Меркурия за своего бога держат, говорят, он особо покровительствует точному расчёту, науке и обучению. Это ещё древние греки и римляне заметили, только у греков Меркурий именовался Гермесом. Покровительствовал он, между прочим, ещё и особым наукам, тайным, связанным с богом мёртвых Аидом-Плутоном и морским богом Посейдоном-Нептуном. Их, главных греческих богов, было три брата: Зевс-олимпиец, Посейдон — потрясатель морей и Аид-невидимка, владыка подземного мира. Каждый из них управлял своей частью Вселенной, а сын Зевса Гермес был у них связником, быстро переносясь на своих крылатых сандалиях с вершины Олимпа то на берег морской, то в подземное царство. Ну и набрался премудрости и у светлого отца-олимпийца, и у мрачноватых дядюшек.

Потому-то с давних пор те, кто хотел овладеть особыми, герметическими, знаниями, к Гермесу за ними и обращались. Когда в древнем мире начались большие подвижки и встряски, а греки и македонцы завоевали Египет и Ближний Восток, то их учёные расселились в разных краях, но повсюду они находили богов, аналогичных Гермесу, которые заведовали знанием и мудростью, в том числе особой, тайной. В Египте, к примеру, Гермесу соответствовал бог Тот, который состоял писцом и счетоводом при главном египетском боге Ра. Каким-то образом фигуры Тота, Гермеса, а может быть, и ещё каких-то богов тайной мудрости слились в эпоху позднего эллинизма в одном легендарном персонаже — Гермесе Трисмегисте (Трижды Величайшем). Рассказывали, что он записал своё учение на драгоценных изумрудных табличках, и с тех пор все настоящие маги, волшебники и волхвы передавали ученикам при посвящении слова мудрости с табличек Трижды Величайшего.

Древние мудрецы со своими обязанностями справлялись, в общем-то, неплохо, они постоянно консультировали фараонов, царей, императоров и полководцев. Объединяясь в мозговые тресты — коллегии и общества посвящённых в тайное знание, сверяясь со звёздами, полетом птиц и внутренностями жертвенных животных, не останавливаясь и перед человеческими жертвоприношениями, волхвы уверенно направляли послушную их советам власть к войне или миру, указывали, в какие союзы вступать и кого остерегаться, где закладывать новые города и крепости и т. п. Самые могучие владыки искали их покровительства и боялись их вражды, а уж про народ и говорить нечего.