Полдень, XXI век, 2008 № 12

Разувшись, Татьяна рассматривала правый ботинок — ей показалось, что он протекает. Половину короткого пути от трамвайной остановки до дома пришлось шлепать по мокрой снеговой каше, совершенно пагубной для обуви. Таня ненавидела мокрую и хмурую погоду конца марта, когда, выйдя на полчаса на улицу, потом столько же отчищаешься от грязи. А где еще нет грязи, веселыми фонтанчиками брызгающей с подошв на брюки, там озера воды на дорожках, окруженных коварным проваливающимся снегом. Убирают снег только в центре, и не потому, что улицы все пустеют, всегда так было. Действительно, зачем мучиться? Сам сойдет через неделю-другую. Ладно, она дома. А почему Сергей ее не встречает, как всегда?

— Сережа! Ты занят?

Мальчик сидел перед своим столом, на котором громоздился старый монитор и валялась, тесня клавиатуру, стопка не слиш ком новых книг. Таня хотела уйти, но он развернулся к двери и улыбнулся. Улыбка получилась такой, что Таня сразу прошла в комнату, старательно давя в себе ожидание беды.

— Что случилось? — спросила она сдержанно.

— Ничего не случилось. Все закономерно, как должно быть — Сергей уже не улыбался, а сосредоточенно рассматривал свои худые колени под поношенными брюками. — Вчера я еле-еле взял интеграл, паршивый интеграл для контрольной второго курса. Я его два часа брал! А сегодня понял, что функции Грина не помню! Я Фихтенгольца читал как первый раз в жизни! Все. Конец последнему заработку и… вообще.

Ну что же, подумала Татьяна, не так уж много мы зарабатывали на контрольных, которые Сергей решал для бездарных студентов-заочников, стремившихся получить корочки любой ценой. С тех пор как он начал выглядеть слишком несолидно для репетитора, все его заработки — чистые слезы. А репетиторством не займешься через подставное лицо. Да проживем мы без этих контрольных… только разве в этом дело?

— Ну что теперь, — сказала она, стараясь говорить ровно. — Все так все. Мы ведь правда этого ждали и с голоду не помрем Вот лучше покорми меня, а? Я голодная.

— Если я не уйду сейчас, я никогда от тебя не уйду.

Это было что-то новое.

— Глупости какие, — сказала Татьяна, чувствуя, как внутри что-то оборвалось. — Что еще выдумал? Куда собрался?

— Уйти я могу только в приют, — сообщил он, по-прежнему не глядя Тане в глаза.

— Сережка, ты чего… Это у тебя комплексы начались. Ну, так и должно быть, конечно. Но ты же должен это понимать? Ты ведь помнишь, что такое комплексы подростка? А если бы ты заболел нормальной болезнью, ты бы запретил за тобой ухаживать? А если бы я заболела?

— Это не нормальная болезнь.

Оба замолчали, о некоторых вещах лучше не говорить совсем.

— Я скоро стану беспомощным. Так и буду на тебе висеть — малышом, потом грудничком. Как ты будешь со мной справляться? Работу бросишь?

— Не надо, — сказала Таня. — Видно будет, что с тобой делать. Даже если младенца запирать одного дома, это все равно не хуже, чем в приют отдать. В общем, глупости это — загадывать наперед. Пойдем на кухню лучше, я правда есть хочу как лошадь.

Сергей покачал головой, усмехнулся и встал. Он все еще был выше маленькой Тани, вернее, это она была ниже — не выросла в детстве.

— Пойдем, — сказал он. — Самое плохое, что я уже сам не хочу никуда уходить. Мне страшно уйти из дому, от тебя, понимаешь? Не как глупому подростку, а как маленькому мальчику страшно. Я почти ревел сегодня, когда понял, что не могу читать свои книжки. Всю жизнь читал их вместо беллетристики, а теперь мне не интересно. А после стал вспоминать, как называется такая психическая регрессия, и не вспомнил. Ведь был же какой-то специальный термин?

— Я тоже не помню, — сказала она. — А большинство людей вообще живут всю жизнь без высшей математики и вовсе не страдают от этого.

На кухне, несмотря на изрядно ободранную мебель, было чисто, уютно по-семейному. Бабушкина кухня, даже полотенца сохранились.

— Я борща наварил. Садись, сейчас быстренько подогрею. А то ведь скоро уже, наверно, и готовить разучусь.

— Подумаешь, что я, еду никогда не варила? Зато сейчас у меня каждый день праздник, оттого что я все хозяйство на тебя скинула. Ты же золотой мужик, Сережка.