Полдень, XXI век, 2008 № 12

— Куда ты уйдешь? Кто тебя отпустит? Разве что в труповозы.

— Лучше в труповозы, чем детей ловить.

— Да ничего с ними не будет. Отпустят. Ну, подумаешь, анализ сделают. Ну, родители ремня дадут, когда штраф заплатят. Родители сами виноваты, было же предупреждение.

— А те, которых не отпустят?

— Те — не дети. Брось, Толька. Сдадим эту партию — и конец нашей смены, потерпи.

— Не дети? Да ты смотрел когда-нибудь им в глаза?

Говоря это, он сам пристально смотрел в глаза Павлику, потом отвернулся и стал смотреть в окно прямо сквозь зеленую занавесочку. Машину трясло на ходу.

— Я бы того, кто додумался внедрить плазмиды в вирус… не прикончить, и не заразить, нет. Назначить бы его на нашу должность, вот что. До конца его дней.

— Может, это и не злой умысел был, мы же не знаем. Это же все, в общем, закономерно. Когда пытаются нарушить законы природы, рано или поздно за это получают. Захотели вечной молодости — получите свою молодость. Заменили ген старения — вот вам пандемия. Вот и все шуточки с господом богом. Он и сам известный шутник.

Несколько минут они молчали. Анатолий по-прежнему смотрел в окно.

— Что поделаешь, — сказал Павел. — Жестоко, но необходимо. Пожалеешь одного — пострадают сотни.

— Конечно. Статистика. У нас всегда статистика. Люди — дело десятое.

— Что ты болтаешь. Разве можно не изолировать чумных, — вмешался шофер. — Даже в средние века и то какие-то меры принимали.

— Если комары переносят вирус, много ли толку людей изолировать?

— Много. Да и только ли комары? Если бы ты был уверен, затычки бы в нос не вставлял.

Анатолий некрасиво усмехнулся и схватился за нос, выковыривая биофильтры.

— Подумаешь, затычки, — сказал шофер. — Самоуспокоение, и то дутое. Рот же не закрываем.

— Дурак, — сказал Павел. — Ладно, перестань. Хлебнешь, пройдет.

— А есть?

Павел самодовольно хлопнул себя по груди, за отворотом куртки булькнуло.

— Дай сейчас.

— Да ты что! Унюхают… Говорю, потерпи. Что на тебя нашло! Детишки как детишки, много ли больных? А родителям полезно шлепка дать, чтоб знали, как детей выпускать без надзора. Скоро вообще гулять запретят. Лето на носу, клещи, комарики. Гнилое самое время. Как весна в этом году рано, уже и снега совсем нет. И комарики-то мутируют, никакие репелленты им не нисаны.

— Откуда ты знаешь, что это просто детишки? Как же, помню твой критерий: если орет «полундра» или «оборзели», то наш ровесник. А если «фиолетово» и не знает про дедушку Ленина, нормальный ребенок. Ага, и еще читать не умеет. А сам-то ты как орешь? А если у него поворотный возраст двадцать пять? Или если он просто молчит?

Анатолий повернулся, чтобы взглянуть на детей. Маленький мальчик смотрел на него с наивной смесью доверчивости и страха. Девочка не смотрела ни на кого, размазывала слезы грязным рукавом куртки. Мальчик, которого взяли последним, сидел. вытянув ноги и привалившись к стенке, полуопустив веки. Почувствовав взгляд из-за прозрачной перегородки, он слегка повернул голову и встретился с Анатолием глазами.

Они как раз остановились у перекрестка. Анатолий вдруг подскочил, распахивая дверь во временную камеру, затем дверцу на улицу. Он обхватил оцепеневшего Павла и заорал детям:

— Не спите!

И мальчик метнулся к выходу.

— Шустрый парнишка, — говорил Павел. — Побегали. А ты бы хоть соображал. Как они отсюда стали бы домой добираться?

— Идиот, — буркнул Толя. Скованный слишком тесной для него, рассчитанной на подростка смирительной рубашкой из специального снаряжения, он был вдобавок пристегнут к креслу ремнем.

— Вколи ты ему тоже успокоительное, — посоветовал шофер.

— Не надо, — попросил Павел. — Сам же знаешь, у него брат недавно… Подъедем к территории, Толь, я тебя развяжу, только ты… смотри… А?

— Зачем? — жестко сказал водитель. — Раз психоз, уберут с этой работы, как он и хотел.

— А чего вы, собственно, хотите?

И это после того, как она два дня ходила по инстанциям, чтобы добраться до управления профилактики распространения? Мило. После двух дней встречного недоумения, унижений, всевозможных угроз за укрывание больного, лишнего, не в срок, обследования на вирус — все тот же вопрос.

Тетка была толстая, с допотопной, как монумент давно ушедших времен, прической, и кабинет тоже был монументальный, без модной офисной мебели. Солнце выжигало светлые пятна на полированной поверхности письменных столов.

— Я пришла, чтобы выяснить, куда увезли моего мужа, — холодно сдерживаясь, ответила Таня.

— Мужа или сожителя? — спросила чиновница, листая Татьянин паспорт.

— Сожителя, — Татьяна с ненавистью посмотрела в густо подмазанные глаза.

— А зачем это вам?

— Я бы хотела быть с ним. Работать в приюте. Я ведь фармацевт по образованию, медицинский работник, только по здоровью была демобилизована. Могу быть санитаркой, нянечкой, кем угодно. Или пройду курс медсестер, если надо.

— Какие приюты, девушка, вы что? Да настоящих детей девать некуда. Знаете, сколько сейчас сирот? А этих… Вы не знали? Конечно, это не афишируется, из гуманных соображений. Но все равно скоро будет всем известно…