Или же герой может использовать почти исключительно гуманитарные ноу-хау, как это делает персонаж цикла Е. Красницкого «Отрок» — не технарь, не военный, не историк, а бывший депутат и менеджер. Конечно, и без технических нововведений не обходится, но они, в общем, минимальны.
Гораздо хуже дело обстоит, когда в команде нет технических или гуманитарных профессионалов, а есть только военные. Тогда герои многих произведений просто предпочитают приспосабливаться к реалиям эпохи, ничего в ней не пытаясь изменить.
Например, у А. Прозорова и А. Живого в цикле «Рим должен пасть» герои, только что отслужившие срочную службу в армии, попадают в эпоху кануна Второй Пунической войны. Один из них пристраивается в армии Ганнибала и делает военную карьеру, другой точно так же делает военную и политическую карьеру у скифов. И если им суждено изменить историю, то не столько благодаря их особым навыкам или знаниям, а из-за самого факта их появления в прошлом и личного знакомства: Ганнибал получает возможность призвать на помощь скифов.
У А. Мазина в цикле «Римский орел» люди из будущего (космонавты) тоже не пытаются изменить историю, а делают карьеру — один у римлян, другой — у варваров, а потом оба — у римлян.
В цикле В. Большакова «Преторианец» четверо друзей, обладающих знанием борьбы «панкратион», тоже в итоге пристраиваются в преторианской гвардии и занимаются обычной агентурно-спецназовской работой. Причем на благо империи, которая воспринимается как большая ценность. В другом цикле того же автора («Закон меча») два наших современника, попавших в еще дорюриковскую Русь, тоже только адаптируются. И хотя один из них, судя по всему, в будущем должен стать Вещим Олегом, речь об изменении истории не идет. Во всяком случае, в первой книге.
У А. Мартьянова («Вестники времен») гости из будущего преимущественно следуют в фарватере событий. К тому же, поскольку мир «Вестников» альтернативный по отношению к реальному, не совсем ясно — меняют ли немец из 1940-х и русский из 2000-х его историю, или же имеющиеся различия являются просто следствием этой альтернативности.
Примерно так же обстоит дело и в двух первых книгах цикла А. Муравьева («Меч на ладонях»). Разношерстная компания выходцев из разных отрезков XX века оказывается втянутой в перипетии эпохи первых крестовых походов. Но их единственная цель заключается в том, чтобы вернуться назад. Правда, вернувшись в свое время, они начинают очень серьезно готовиться к обратной прогулке в Средневековье, но теперь уже оснащенные различной техникой и вооружением. Так что, возможно, попытки изменить историю еще впереди.
В Новое время герою уже пришлось бы покрутиться гораздо больше. Поэтому, например, А. Прозоров (первые книги цикла «Боярская сотня») предусмотрительно перебрасывает во времена раннего Ивана Грозного даже не команду, а целую тусовку роле-виков. Причем даже их школьных познаний хватает, чтобы найти себе место в жизни и процветать, занимаясь охраной государственных границ, а также производством стекла, пороха, бумаги и усовершенствованного огнестрельного оружия. В XVI веке они — обладатели многочисленных ноу-хау как технического, так и гуманитарного плана. Впрочем, изменяют ли они историю на самом деле? По крайней мере, ничего особенно передового в техническом смысле они ввести не пытаются, разве что усовершенствованные аналоги того, что уже есть. Внешне- и внутриполитический курс Ивана Грозного они всецело поддерживают.
Но вот уже в XVII–XVIII веках без специальных технических, гуманитарных или военных знаний нашему современнику, если он хочет изменить ход истории, делать нечего. Герой А. Волкова («Командор») пиратствовать в Карибском море может и так, практически не применяя технических инноваций, а используя только военные навыки и познания. Но вот когда его команда (теперь уже в прямом корабельном смысле!) переезжает на петровскую Русь, то без умелых рук оказавшегося в ней станочника не получается сделать даже простейшей паровой машины. Не потому ли у М. Ахманова («Флибустьер») одинокий герой, частный сыщик, попавший в самое начало XVIII века, хотя и намеревается активно участвовать в исторических событиях (поехать в Россию и помогать Петру I), но вовсе не с целью изменения истории, поскольку считает, что изменить ее невозможно.