Полдень, XXI век, 2010 № 09

Он вспоминал и хотел вспоминать еще, одно воспоминание тянуло за собой другое, вселенные-клоны соединялись в нужной квантовой последовательности, ему было сейчас все равно, как это происходило в природе, он не думал о физической сути явления, просто вытягивал нить, и она возникала — длинная, бесконечная. Ему еще много предстояло узнать о себе. О себе и Лайме. О Лайме и жизни. О многих жизнях — своих, как ни странно, именно и только своих.

— Моя бабушка, — улыбнулась Лайма, — научила меня гавайскому, когда мне было три года, и первой фразой, какую я произнесла, была: «Я люблю тебя, бабушка».

— Я люблю тебя, бабушка, — повторил Леонид.

Лайма засмеялась и прижалась к нему.

— Что мы будем делать? — спросила она много веков спустя в какой-то из множества вселенных-клонов. — Самое простое — пойти в мэрию и зарегистрировать брак. Тогда ты останешься на законных основаниях. Кстати, у Корвина в лаборатории экзопланет есть вакантное место, я слышала пару дней назад. Правда, сначала тебе надо…

— Развестись, да. Думаешь, меня не вышлют, пока будет продолжаться процесс? Я знаю Наташу, она… Впрочем, ничего я на самом деле не знаю.

— Вспомни, — посоветовала Лайма. — Где-то когда-то с тобой это уже произошло. А где-то произойдет через сто лет.

— Где-то не случится вообще.

— Такого не может быть, — убежденно сказала Лайма. — Такого просто быть не может.

«Да, — подумал он, — такого просто не может быть».

— Дежа вю, — произнес Леонид. — Память иногда подсказывает, а мы не верим…

— Я верю. Когда я увидела Тома на экране… И когда вспомнила… Я верю, понимаешь? Ты вспомнишь, как остался здесь со мной. Что для этого сделал. А если не вспомнишь, придется самим придумывать выход, верно?

— Конечно. Нас столько во всех вселенных, что вместе мы обязательно придумаем.

— Ты расскажешь Хаскеллу о сигнале? О передаче? О Томе?

— Нет, — огорченно сказал Леонид. — Эта информация — собственность группы, Папа не станет ничего публиковать, пока не разберется во всех деталях. А он никогда не разберется. Он ничего не понимает в квантовой космологии.

— Ты огорчен?

— Я? — Леонид прислушался к себе. — Пожалуй, нет. Я все равно напишу статью.

— О памяти? — улыбнулась Лайма.

— Я физик, — уклончиво произнес Леонид.

— А я — нет, — решительно сказала Лайма. — Я запишу все, что смогу вспомнить. Об этой жизни и обо всех других.

— И назовешь книгу: «Я во всех моих вселенных». Это будет бестселлер.

Леониду казалось, что он улыбается, Лайма видела в его глазах слезы, и оба не представляли, что ждет их завтра.

Эльдар Сафин Последний ковчег нах зюйд

Рассказ

В приемной было безумно душно — электричество отключили еще с вечера, кондиционеры не работали.

На месте секретарши сидел майор Лазарев. С ним мы пересекались пару раз даже не в прошлой, в позапрошлой еще моей жизни, когда я был обычным «важняком».

— Ленька, сукин сын, — заорал майор на весь кабинет и полез мне навстречу. Бледные, потные и нервные куклы, в которых с трудом узнавались люди, неохотно расступались под его могучим нажимом. — Только не говори, что тебе не досталось билетика!

Мы обнялись — крепко, по-мужски коротко. Я улыбнулся — может, и не все так плохо?

— Серега, мне бы к Петрову, на пару минут.

— Не получится, извиняй, брат. Петров отправился на «Ковчег» еще позавчера, оставил Гонидзе. Гонидзе улетел вчера, оставил вместо себя Сечкина. Сечкин свалил утром, оставил вместо себя Крамарова, а у него должность маленькая, ему самому зеленой карты не положено — он-то никуда не денется. Так что если вопрос по билетикам, то должен тебя разочаровать, бананьев нема и не предвидится.

— А эти чего ждут? — я удивленно обвел рукой окружающих. Они отворачивались, делая вид, что я говорю не про них.

— Сам не понимаю, я им все уже раз сто сказал. Ждут, надеются и верят. — Лазарев жизнерадостно хохотнул. — Так ты за билетиком?

— Хрен с ним, с билетиком, я все понял. Ты сам когда на небо?

— А никогда. Гонидзе, сволочь, выдал мне только один — что я, жену и детей оставлю, что ли? Отдал карту младшему, пусть летит — ему еще жить и жить.

Мы попрощались и разошлись. Он — к секретарскому столу, я — на выход, через живую колышущуюся массу, которой уже сто раз было сказано: билетов нет и не будет.

— Ну что? — Нина нервно сжимала в руках сумку. За ней стояли в ряд четверо красавиц — Настя, Ленка, Женька и старшая, дуреха Лорка, из-за которой все так и случилось.

— В Пулково нет карт, я поеду в Касымово, мужики договорились, а вы летите сейчас.

Они ни на миг не усомнились в моих словах. Еще бы — всю жизнь верить, а сейчас ни с того ни с сего перестать?

— Пап, прости… — запоздало затянула Лора. — Если бы я осталась в Москве, у тебя бы не было проблем…

— Все, девчонки, прощаемся. Дайте карты, проверю.

На светло-салатных пластиковых карточках двадцать минут назад я вывел их имена — до этого билеты были анонимными, а теперь стали личными.