Мне по-прежнему думалось, что опасность не так уж велика, а лучше побыстрее разобраться в ситуации. Разговаривали мы у калитки. Открыв калитку, я пригласил их зайти. Не стал звать в дом (что было разумно), а усадил у круглого садового стола и принес из дому стаканы. Да только мне ли не знать, что разумных предосторожностей достаточно не всегда, а волку протянешь палец – он и руку отъест. Не надо, впрочем, думать, что со мной самим что-то случилось.
Все выглядело очень естественно, границ никаких они как будто не переходили…
В бутылке, которую они принесли с собой, был обыкновенный портвейн, и даже, пожалуй, не поддельный.
На закуску я набрал десяток яблок – прямо с дерева.
– Хорошо тут у вас… Как Ньютон – сидишь под деревом, теории изобретаешь.
– Почему бы и нет? Если думается – почему не думать?
– Вот видишь, – тот, что с кольцом, обратился к младшему, – я тебе что говорил, думать надо всегда.
Нет смысла пересказывать весь наш треп – в нем не было ничего особенного. Они меня чуть-чуть беззлобно подначивали, я, в какой-то степени не без удовольствия, поддавался, распускал перед профанами павлиний хвост ученого-изобретателя, впрочем, заботясь о том, чтобы не сказать чего лишнего. День был удивительно приятный, можно сказать, один из последних безоблачных теплых дней этого лета. Золотистый портвейн, легкий ветерок, голоса детей, возвращающихся с озера, доносящиеся с дачного переулка.
Бутылка вскоре закончилась. У меня в доме тоже была бутылка портвейна – я предложил сравнить. Вот так они ненадолго (действительно ненадолго), зайдя вместе со мной, все же попали в дом. Без присмотра один из них (младший) оставался самое большее тридцать секунд. В той комнате, где находится стол, в выдвижном ящике которого лежали ключи от городской квартиры. От моей бывшей квартиры, теперь принадлежавшей моему спонсору М. К. По секрету от него, я сохранил комплект для себя.
Пропажу я, разумеется, заметил не сразу, много дней спустя. А весь смысл этой пропажи осознал позже, в сентябре, после того, как услышал о его гибели. И то не сразу.
3. Страх в литературе и жизни
Зимогор читает мне вслух.
Перед этим он объявляет мне в качестве предуведомления: «Перевод. Потрясающий писатель. Альфред Жарри. Главное у него, конечно, «Король Убю», замечательная пьеса. Первая реплика – «Merdre!» – «дерьмо», но с разницей в одну букву. Я еще не придумал, как лучше переводить. А это из другого произведения – «Страх в гостях у Любви, или Девушка-Страх приходит в гости к Амуру».
С. – У тебя на часах три стрелки. Для чего? А. – Здесь так принято.
С. – Боже мой, зачем эти три стрелки? Когда я на них смотрю, у меня мурашки по коже.
А. – Нет ничего проще. Успокойтесь. Первая показывает часы, вторая минуты, а третья неподвижна. Это знак моего равнодушия.
С. – Ты так шутишь… Вы не осмелитесь претендовать… Нет, ты не осмелишься…
А. – Дернуть за сердечный стоп-кран?
С. – Я не понимаю, о чем вы говорите…
А. – А когда я молчу?
С. – Я вас понимаю лучше.
А. – Ну вот вам и объяснение.
С. – Какое объяснение?
А. – Которого я вам не собираюсь давать.
Я-то знаю причину своего страха, к сожалению, он носит совсем не литературную природу. Вопрос – что мне делать? Сколько можно бояться?
Я был на «проводах тела» М. К. в крематории, а потом на захоронении его праха – маленькой такой пластмассовой урночки.
Я более или менее знаю, как его убили, а после того как сопоставил факты (пропажа ключей), думаю, знаю, кто.
Окна большинства дач по соседству наглухо закрыты на зиму – ставнями, щитами. На этой даче тоже имелся комплект щитов, оставшийся от прежних хозяев.
В начале октября, когда я сообразил, что к чему, я достал их из сарая и закрыл все окна, кроме верхних, мансардных. Днем я снимаю также щит на кухне, чтобы было видно калитку (щит крепится изнутри). Когда я в доме, входную дверь я держу закрытой на крючок, а ночью дополнительно блокирую деревянным брусом. Для этого по сторонам от нее к стенам привинчены скобы – прежние хозяева все предусмотрели. Ничего удивительного, большинство дач, как известно, грабят почти каждый год.
Под подушкой у меня лежит газовый пистолет, а под кроватью топор. Уходя, я все запираю на ключ.
Рациональное планирование – единственное спасение от страха, затягивающего меня, как трясина.
Пока М. К. был жив, я не очень-то спешил восстанавливать Машину. Зачем – чтобы ею воспользовался М. К.?
А если ею воспользуюсь я сам – куда я на этот раз попаду? Контролировать перемещения я еще не научился, не надо строить иллюзий.
Кроме того (хотя бы перед самим собой надо быть откровенным), я боялся, что у меня ничего не получится. Я не до конца понимал, как мне удалось дважды запустить ее в прошлом.
Последние дни перед прежними запусками я работал, как безумный. Можно подумать, ключевой составляющей тоже был страх. Только тогда я боялся КГБ, а сейчас боюсь смертоубийственной шпаны, убийц М. К.