Жили они у Маруси-Нины. Это была давняя их приятельница, которая охотно и умело занималась сбытом наворованного по дачам. К ее достоинствам также относилось белое, упругое, почти девичье тело. Правда, у нее было багровое лицо сорокалетней алкоголички, но на лицо, в конце концов, можно было и не смотреть.
Без малого – праздник жизни.
Омрачало праздник два важных обстоятельства. Во-первых, подходили к концу деньги, которые нашлись у полковника (или бизнесмена), которого они грохнули на городской квартире. То, что он полковник, по крайней мере бывший, было написано в просроченном удостоверении, лежавшем у покойника в кармане.
Во-вторых, они не были «мокрушниками», они не были даже настоящими уважаемыми ворами, хотя оба в прошлом сидели, – и им было страшно.
Профессор, живший на даче за рекой, наверняка мог обнаружить пропажу ключей, догадаться, кто убил полковника. Если он ее еще не обнаружил, он заметит ее в будущем. Сообщит. Убийство полковника наверняка будут расследовать.
Им нравился профессор, но они решили, что его надо убрать.
Например, с помошью небольшого пистолета, которым они завладели, когда убили полковника.
Но их продолжали мучать сомнения.
В тот день, ближе к вечеру, они все же собрались и пошли. Настоящей темноты они побаивались. Пистолет оттягивал карман пиджака дяди Вано под курткой.
Идя через поселок, они продолжали еще накануне начатый разговор.
– Мне кажется, он сидел.
– Если и сидел – сто лет назад. А потом, за что сидел, а, Гринь? За дис-си-дент-ство? За что его жалеть?
– Я не жалею, дядя Вано, я уважаю.
– Я тоже уважаю – понятное дело, он на-сто-я-щий профессор. Но нам от этого не легче.
Но, как говорится, язык болтает, а руки делают. В магазине по дороге они купили бутылку портвейна. Еще вопрос, удастся ли приблизиться к профессору незаметно, – лучше завязать разговор, предложить выпить, как раньше.
Профессор, однако, застал их врасплох.
Они обнаружили профессора на участке у забора. Он был в резиновых сапогах, резиновах перчатках, в желтом макинтоше и держал в каждой руке по проводу с оголенными концами. Он первый их окликнул:
– Вас-то мне и надо!
Они остановились, несколько растерявшись.
– Необходимо электричество, – он повел оголенным проводом в сторону высковольтной линии, тихо гудевшей у леса по другую сторону переулка. – Боюсь, без вашей помощи это займет слишком много времени.
Гринь и дядя Вано переглянулись.
– Поможем? – рот Гриня растянула медленная ухмылка.
– Поможем, как же иначе, – кивнул дядя Вано.
Оба в это мгновение почувствовали облегчение – хотя бы потому, что необходимость «мокрого дела» на время откладывалась (оба очень наглядно представляли себе эту «мокроту»). Кроме того, с электричеством всегда возможны несчастные случаи, глядишь, судьба сама как-нибудь распорядится жизнью профессора. Вдобавок в его голосе было сегодня нечто командное, требующее безусловного исполнения, а в них помимо старомодного уважения к профессорскому званию сохранялось, быть может, кое что от пионерского детства.
В этот момент у сарая что-то зашевелилось. Поднялся и подошел к профессору здоровенный серый пес. Это еще более осложнило диспозицию.
– Кавказец? – спросил дядя Вано.
– Не бойтесь, он не тронет, – сказал профессор и потрепал огромного пса за ухом. Пес только покосился на него – дескать, какие будут указания?
– Не трогать, Лохматый, это свои, – сказал профессор. Пес улегся у его ног, продолжая внимательно наблюдать за Гринем и дядей Вано. Профессор продолжал:
– Мы привяжем эти провода к шестам. Придется, я думаю, свалить пару тонких березок. Вон те, я думаю, подойдут, – он показал на край леса. – Я вам дам топорик. Я тем временем прикреплю к концам проводов крючья. Затем мы их привяжем к березкам и осторожно с помошью шестов занесем крючки на провода – мне сегодня понадобится высокое напряжение.
Дядя Вано прислонил сеточку с портвейном к елке около калитки.
Потом они сами удивлялись, с какой легкостью профессор сумел втянуть их в работу. С другой стороны, одним грехом на душе меньше – а это тоже кое-что значит.
Профессор принес из дому топорик, две пары резиновых сапог, две пары резиновых перчаток.
Провозившись почти час, уже в сумерках, им все-таки удалось, ничего не закоротив, аккуратно зацепить свои провода за провода высоковольтной линии. Профессор ослабил специальные узлы, крепившие провода к шестам, освобожденные шесты швырнули на землю.
– Теперь идемте в дом, это еще не все. Будете дергать за рубильник.
Профессор, не оглядываясь, пошел в дом, Лохматый, оглядываясь через плечо, за ним, а последними – Гринь и дядя Вано. Гринь похлопал себя по карману, поглядел со значением. Дядя Вано покачал головой, молча показал рукой на провода.
Поднялись по скрипучей лестнице в мансарду. Провода тянулись туда же.