Полдень, XXI век, 2011 № 07

– Чаще всего это просто движение в тумане, манёвр привидений, быстрая пантомима, и в ней участвуют не разные фигуры, а бесплотные силовые единицы, которые, вибрируя, входят в оригинальные столкновения и союзы. Ощущение, повторяю, очень сладостное, и единственное моё возражение против шахматных композиций, это то, что я ради них гублю столько часов, которые в мои нынешние наиболее плодотворные, кипучие годы я беспечно отнимаю у писательства.

Ну, и не отнимайте, юноша!

– И?

– Видите ли, маэстро… Меня лично пленяют в задачах миражи и обманы, доведённые до дьявольской тонкости, и, хотя в вопросах реконструкции я стараюсь по мере возможности держаться классических правил, как, например, единство, чеканность, экономия сил, я всегда готов пожертвовать чистотой рассудочной формы требованиям фантастического содержания. В этом творчестве есть точки соприкосновения с сочинительством. И в особенности с писанием тех невероятно сложных по замыслу рассказов, где автор в состоянии ясного ледяного безумия ставит себе единственные в своём роде правила и преграды, преодоление которых и даёт чудотворный толчок к оживлению всего создания, к переходу его от граней кристалла к живым клеткам.

А вот это великолепно! Словесная избыточность, но по сути… Живые клетки. Тут мы с вами, юноша, синтонны. Шахматы как отражение объективной реальности.

И?

– Видите ли, маэстро… Всё-таки этюды – не игра как таковая, не сражение.

– О, да!

– Но мне нужно сражение. То есть, моему… герою. Если уж он делает ход, то… Я, между прочим, всегда интересовался, нет ли в шахматной игре такого хода, благодаря которому всегда выиграешь. Не знаю, понимаете ли вы меня.

Garde á vous! Прилежно пораздумать.

– Нет, я понимаю… Мы имеем ходы тихие и ходы сильные. Сильный ход…

– Так, так, вот оно что!

– Сильный ход, это который, – громко и радостно, – сразу даёт несомненное преимущество. Двойной шах, примерно, со взятием фигуры тяжёлого веса или пешка возводится в степень ферзя. И так далее. И так далее. А тихий ход… Тихий ход это значит подвох, подкоп, компиляция. Возьмём какое-нибудь положение…

– Так, так.

– Но это долгий разговор.

– Готов! А вы, маэстро?

Экий юноша прыткий! На «тихий ход» как подвох – ясноглазая реакция. Обучен! Азы общения: искренность во взгляде даже при утверждении, что Каспийское море впадает в Волгу.

Как бы так дать понять… Подцепить вилкой кусочек омлета, выпятив губы, как для осторожного поцелуя:

– Может быть, всё же угодно омлету?

– Спасибо, нет.

– М-м… Вы действительно русский? Гамаюн – псевдоним?

– Да.

– И какими судьбами в Берлине? Нравится тут, у нас?

– Это… долгий разговор.

Вот и поговорили!

Нет-нет, пожалуйста! Видите ли…

– Видите ли, маэстро… Местные власти где-то, в мутной глубине своих гланд, хранят интересную идейку, что как бы, дескать, плоха ни была исходная страна…

– То есть Россия?

– Да. Советы. В данном случае. Так вот, для них всякий беглец из своей страны должен априори считаться презренным и подозрительным, ибо он существует вне какой-либо национальной администрации. Сладко вспоминать, как доводилось осаживать или обманывать всяких чиновников, гнусных крыс, в разных министерствах, префектурах, полицайпрезидиумах. Не знаю, понимаете ли вы меня…

– Нет, я понимаю… – Garde a vous!

– Представьте, – высвободил крахмальную манжету, подбоченился, – за столько лет жизни в Германии я не познакомился близко ни с одним немцем, не прочёл ни одной немецкой газеты или книги и никогда не чувствовал ни малейшего неудобства от незнания немецкого языка!

– За сколько лет?

– Ну… какое-то количество.

О! Уже вызывающе, литератор Гамаюн! Похоже, юношу проняло. Весьма чуток. А маэстро и не особо скрывает барьер. Даже демонстрирует.

И почему-то чем далее, тем более, до прощального поклона завёлся между ними какой-то удручающе-шутливый тон…

А жаль. Много позже выясняется – от себя говорил Гамаюн, не посланец, не засланец. Но как знать наверняка?!

– Oh, mon officier! Кто это был?

– М-м… Земляк. Отчасти confPre, возможно.

– Просто ты так долго с ним…

– Долго?

– Продолжительно.

– Подай-ка водочки, ma cherie.

– Но топ…

– Водочки, водочки.

И роман у юноши получился превосходный, ходит слух. В книжную лавку маэстро Ерохину всё недосуг и недосуг. А экземпляр с дарственной надписью от автора всё не приходит почтой и не приходит. Ты что, юноша, обиделся, что ли? Ну, в своём праве. Повод был дан.

А жаль. В кои веки судьба свела с личностью…

Но это уже совсем-совсем другая история.

* * *

Господи, до чего ж легко стало после судьбоносной речи в Русском клубе! Какая роскошь избавления от шлаков!

С гражданином Ерохиным у нас всё покончено!