Полдень, XXI век, 2011 № 07

Лилиендаль этот (венгр, да?), оказывается, чуть ли не дружит с маэстро, поигрывал с ним в кафе «Режанс» ещё до Мировой войны. Знает как облупленного. Между прочим, в кафе «Режанс» Ерохина тогда обыграл. 3:1! Правда, блиц.

Флёр этот (чех, да?) – самый юный победитель на Втором международном турнире. Буквально только что – в Музее изящных искусств. Правда, разделил первое место с кем там…

Короче, сплав молодости и мастерства. Ещё короче, «могучая кучка». Уровень квалификации!

– Венгр, да? Потому что из Секешфехервара, да? Чех, да? Потому что из Брно, да? А Ляскер тогда немец, да? Потому что из Берлина, да?

– Нет, само собой. Ляскер всё-таки еврей. Он и к нам-то попросился – от Вольфа подальше. Еврей, еврей.

– Вот! А ты говоришь! Думай, когда говоришь, Абрам! Или получается, наш мудрый Старец – австрияк, если из Вены приехал, да?

– Само собой, нет.

– А почему нет?

– Он же вернулся. Из Вены. Вернулся – в Россию, на родину.

– Вот! Каждый русский человек с чужбины может вернуться на родину, да?

– Само собой.

– Даже Ерохин, да? С гражданином Ерохиным у нас всё покончено – он наш враг, и только как врага мы должны его трактовать. Но вернуться на родину он может, да? Что молчишь?

– Не молчу…

– Вот! Заметно. Просто думай, когда говоришь. Особенно когда трактуешь и от лица Всесоюзной шахматной организации, и как нарком юстиции… покамест. Подумай над этим, товарищ Крылатко.

– Уже подумал. Они обратились насчёт советского гражданства.

– Они?

– Лилиендаль. И Флёр.

– И?

– Само собой!

– Очень хорошо. Получается, уже товарищи, уже русские. А ты – чех, венгр!

– Я?

– Не ты, не ты. Ладно… А что думает по этому поводу товарищ Ляскер?

– Пока нет, не обратился. Но куда денется?! Работаем…

– Очень хорошо. Работайте, товарищ Крылатко. Не люблю повторять, но повторю: карт-бланш тебе. Хотя… Еврей, русский! Главное – уровень квалификации, да?

– Само собой.

Не запутался, товарищ Крылатко? Что тебе ни скажи – всё тебе само собой!

– Слушай… – Вот теперь с хитрецой, с прищуром. Не бойся, Абрам; я твой щит. – Не знаешь, не помнишь? Как тогда Старец сыграл?

– Во что?

– Не в нарды же!

– Тогда – когда?

– С молодым Вольфом. В Вене. Вольф потом ещё через посла картинку подарил. Акварель. В Музее висит. Сам, говорит, рисовал. Правда, говорит, по памяти.

– А! Где они в кафе? Они же там непохожие совсем. Старец – вообще ничего общего!

– Допустим, Вольф как художник не самый великий. Так что, не помнишь? Ты же тогда тоже вроде в Вене?

– Был…

– И?

– Да проиграл! Ещё воскликнул: «Н-да, это игрок – чег'товская сила!». На двадцатом ходу проиграл.

– А ты, шахматист, подсказать не мог?

Шутка. Подсказывать Старцу?! Пусть и в шахматах?!

Шутку товарищ Крылатко завсегда ценит. Раскатистый смех, напоказ.

Всё, достаточно. Хорошо смеётся тот, кто последний. Вернёмся к нашим…

– Само собой, Князь! А насчёт картинки…

– Насчёт картинки?

– Убрать? В запасники там…

– Зачем? Пускай. Подарок. На память.

На память, да. Старец начинает и проигрывает. Вот разница между ними! Князь – никогда! Тем более, когда начинает. Двадцатый ход, сороковой. Хоть сотый! Даже когда чег'товская сила. Тем более, когда чег'товская сила. И не какой-то там сраный Вольф. Ерохин! Маэстро!

Щэ́ни дэ́да! Такую сильную неприязнь испытываю, что кушать не могу! Папиросу за папиросой, а кушать – нет.

Что сегодня, допустим, на ужин, Спиридон? Калмахи нигвзит. (Нет, по-русски, по-русски!) Форель с орехами. Или так…

* * *

Спиридон, да, молодец. Кухарь с большой буквы! Лет тридцать постигал, да? Ещё при царе – в шикарных питерских ресторанах. Сам Старец приветил Спиридона, доверил кухарить в Горках. Особая статья! Ну, а после Старца – Князь. Приложэниэ? Бэз приложэний. Лишь наследник и продолжатель.

Спиридон, допу́стим, неприятный. Внешне. Тсеродэна Цхвири. (По-русски, по-русски!) Ну, Карлик Нос. Неприятный, да. Росточком не удался. Волосики – внутренний заём. Уши волчьи – торчком. Глаза воблые – в кучку. Нос – уточкой, крупной такой уткой… Ворчлив опять же: «Что у меня за специальность такая?! Приготовишь – всё сожрут, и памяти никакой не останется!». Не про Князя, допу́стим. Но при Князе. Про Ближний круг, допустим.

Можно, Спиридон, можно. Про угостившийся Ближний круг – можно. Князь даже поощрит. Без слов – с усмешкой, с прищуром. Что, Спиридон? У них же руки по локоть в крови, говоришь? Или так, Спиридон, или так. Кухарю – можно. Главное – доверие, да? Взаимное, да?

Вот, допу́стим, Старец… Такая боль, такая боль! Жить бы и жить! Кухарь плакалъ. Кухарь всегда старался для Старца, чтобы вкусно! Травку «чихай на здоровье» в чай добавлял, цветочек с зеленоватым стебельком и ярко-красной головкой с жёлтой каймой.

И вот… Как же так?! Как же так?!

Или так, Спиридон, или так. Спасибо. Не булькает, допустим. Однако дорогого стоит.

Практика – критерий истины. Никому нельзя доверять, никому. Доверяй, но проверяй.