Полдень, XXI век, 2012 № 04

– Да-да, вы правы, культура наследуется не рождением, а научением. Вот, посмотрите, его паре, на животе изображена иви атуа – это ведь не просто одна из душ, это именно душа предка, воплощающаяся в потомке, он и просил передать сыну его паре, эту его вечную душу… Так и передается культура, от отца к сыну.

– Да нет же! Так было, и то не всегда, но теперь не так. В вашей эстафете поколений палочка эстафетная потеряна. Это раньше где-нибудь в дебрях Амазонки или вот на этом острове жили одни на свете островитяне и веками учили детей обтесывать каменные топоры. А теперь детям не нужен опыт прадедов – и даже отцов: к моменту передачи он уже устарел. Их остров расширился, соединился с миром, и они всё получают из Сети, которой уловлена душа всего мира, понимаете? Они всё получают не из прошлого, а из того мира, в котором им жить. А тех, кто продолжает обтесывать топоры, в этом мире держат в зоне, в зверинце. Защита исчезающей фауны – дело благородное, но в мире сейчас есть дела поважнее.

– Нет!

– Не соглашайтесь, это ваше право. Протестуйте. Доказывайте. Но мой вам совет: не ложитесь под гусеницы. Вас не заметят… Вот и снова гости, на этот раз побыстрее пожаловали. Ну, давайте, теперь я первый…

– Платочек-то ваш драгоценный не забыли под камешком?

– Это хорошо, что вы помните, значит, помните и остальное. Платок у меня в кармане, вот в этом, застегнутом, и если со мной что-нибудь случится, вы сделаете то, что должны… Я вылез. Крутят руки, но всё норма-а!..

– Ящерица… Вот, не успели даже попрощаться. Ну что ж…

* * *

«…и встали друг за другом, и пошли. Они обошли гору Маунга-Театеа и спустились к Маха-туа. Там они затаились и легли спать. И ханау-момоко поднялись, когда ушел бог ночи и стало светло.

И пошли, и напали на ханау-еепе. Они погнали ханау-ее-пе ко рву, который те сами вырыли. Который ханау-еепе вырыли для них. И ханау-еепе выбежали из своих домов, мужчины, женщины, дети. Они бежали, и бежали, и бежали, пока не добежали до рва. Тогда они остановились. Потому что дальше бежать было некуда: дрова, заполнявшие ров, горели. Но воины ханау-момоко приближались. Как могли ханау-еепе избежать огня, если они не умели летать? Воины ханау-момоко подступили вплотную. И ханау-еепе прыгали в горящий ров, прыгали прямо в огонь. И погибали ханау-еепе, мужчины, женщины, дети. И никого из них не осталось. И только двое перебежали по мертвым телам и сумели спастись. Тогда ханау-момоко погнались за ними. Двое добежали до берега Анакены, дальше была вода. Ханау-момоко приближались. Тогда двое спустились в пещеру Ана-Ваи, она была узкая. Тогда ханау-момоко взяли копья и стали колоть последних ханау-еепе. И один из них умер. И тогда последний ханау-еепе сказал:

– Вы, которых так много, пощадите того, кто остался один. Зачем вам меня убивать? Лучше оставьте меня жить!

Воины ханау-момоко вернулись и посмотрели. Никого из ханау-еепе в живых не осталось. Тогда ханау-момоко засыпали мертвые тела землей. И ханау-момоко вернулись к пещере Ана-Ваи. Оставшийся жить ханау-еепе присоединился к ханау-мо-моко и поселился у залива Ханга-о-Хону. Он женился на женщине ханау-момоко из семьи Хаоа, тот, из пещеры Ана-Ваи. Его оставили жить, потому что из ханау-еепе больше никого не осталось… Конец записи. The end of…»

– Еепе, еепе… пишут всякую хрень. А ну, подъем, сачки! Подъем, подъем, ушибленные, чё разлеглись?

– Евстрат Ев-о-ой… Вы живы??

– А помирать нам рановато. Чего, головка болит? Ничего, это бывает в контактных видах. В нашем особенно.

– Но я же видел, как пронесли ваше тело! Ведь это были вы?

– Да я, я… Срань эта местная. Ничего, считай, и не выпил, три плошки – или четыре? – и вырубило на хрен…

– Три или четыре?! И вы – живы?..

– Так ты пил каву, тренер?

– Очухался? Пил, дерьмо. Как вот этой дубиной по башке, и не отплеваться.

– А откуда у вас ящерица?

– Дубина? Полезная здесь штука. Давил тут с местными, которые в авторитете, ну и позаимствовал. Ты посмотри, посмотри какая – как живая. Искусство, блин, принадлежит народу. Но легковата, уже режут побольше.

– Вы… пили с колдунами??

– А хрен их знает, кто они. Авторитеты, ну. Здесь не по тачкам, виллам или, там, охране, – здесь по-простому: у кого круче дубина, тот и круче. Вон, вишь, их сколько, но у меня дубина – и всё, ноу смокинг, все на цырлах. А ну, голос, козлы!

– Херу! Херу! Херу!

– Вот так… Херу – это я. Типа начальник, по-ихнему.

– Да, тренер, это по-нашему. И прикладным искусством овладел!

– А хрена ж. Но ты посмотри, какой тут материал! Вон стоит… и вон там… а у того – а? Супер! А еще если функционалку приподнять да ударчик поставить…

– Ладно, хватит облизываться. Экзотики довольно, пора и домой, пока еще какой-нибудь праздник не объявили. Ведите, Юрий Филиппович, вы теперь единственный Чингачгук… Хромай за ним, тренер, я замыкающий… что стоишь? Ты возвращаться собираешься или нет?

– А на кой хрен?

– …Ты что, серьезно?