Аша ответила: «Восемнадцать часов… Кто-то мог выжить…»
«А ты давно здесь?»
Кэл имел в виду кубрик.
И надеялся, что она ответит – давно.
Тогда отпала бы нужда в объяснениях.
Но Аша промолчала. И он лежал перед нею – потный, обнаженный, покрытый шрамами и рубцами, и понимал, что она, наверное, видела, как он жрал эту проклятую чудесную филзу.
«Ты кричал во сне…»
«Во сне? – пробормотал Кэл. – А может, это я жил?»
Она нисколько не удивилась его словам: «Возможно».
«А разве в модуле…» – начал он.
«Не говори о модуле! Зачем?»
«Мы можем открыть его…»
Она поняла Кэла по-своему: «Хочешь умереть?»
Умереть? А что в этом необычного? – подумал Кэл. Большой взрыв – это всего лишь начало конца. Как взглянуть. Всё зависит от угла зрения. И от масштаба. Аша остро чувствовала ужас голого громоздкого человека, лежащего перед нею на незастланном рундуке. Она старалась не смотреть на бывшего десантника. Боясь выдать себя, пыталась обойтись простыми мыслями. Самец крикнет по ветру, самка откликнется… Аист поведет глазом, аистиха снесет яйцо…
«Когда-то я вязала крючком, – сказала Аша вслух, изо всех сил пытаясь сдвинуть с места огромное, неповоротливое, вдруг остановившееся время. – Научилась специально, чтобы подарить своему дружку сноубордическую шапку. Ты же знаешь, парни никогда не против. Они много чего хотят, но редко что имеют. Я часто ездила магнитным поездом к подруге и вязала в пути. Что-то вроде медитации. Подруга меня не одобряла. Пока ты вяжешь эту свою уродливую шапочку, говорила она, твой дружок гуляет с другой. Пускай нагуливает аппетит, смеялась я. Но однажды оказалась в купе с тремя «гамбургерами». Ужас, как походили на моего дружка. В этом возрасте их нельзя отличить друг от друга, разве что по запаху. Они сидели напротив меня и на соответствующем диалекте перетирали события своей мутной жизни. Бритые, с семками. И пялились на мое вязание. Один даже снял шапочку, чтобы убедиться, что и на ней есть следы вязки. А я расстраивалась, что нитку взяла толстую, не под размер крючка, и петли приходится вытягивать, а эти придурки ничего такого не понимают. И была в полном шоке, когда, выходя, один из “гамбургеров” заявил: “Слышь, сестренка. Тебе бы крючок не три с половиной, а четверочку”».
«Слышала о философе Маете?»
«Аааа… Этот сумасшедший… Закодировал в геноме какой-то бактерии послание сразу ко всем разумным существам космоса…» Она отвернулась: «Кому интересны бактерии?..»
Это ничего, подумал он. У каждого свой масштаб.
Если во дворе сушатся штаны, не проходи под ними.
Ну да, это так. Но всегда найдется существо, отвергающее подобные наставления.
Аша с ужасом смотрела, как подымается этот ужасный наклонный человек – весь в рубцах, как в заплатах.
«В какой шлюз ввели модуль?»
«В третий. Это здесь. Совсем рядом».
Могла и не объяснять. Кэл чувствовал ее ужас.
Но заглядывать в мертвый модуль проще, чем спариваться со случайной туристкой, это тоже понятно. Аша смотрела на Кэла так, будто что-то начала прозревать. А может, вспомнила черного Кокса. В отличие от наклонного урода, медленно натягивающего мятые штаны, черный Кокс, конечно, был чудесным явлением, и она конечно, конечно, конечно, бесчисленно много раз конечно надеялась, что Кокс жив…
Черный Кокс… Ну да… Когда в раскаленном модуле с черного Кокса лентами слезала обваренная кожа, бригадир Маклай выдавил через силу: «Аты, парень, оказывается, тоже белый». Он чувствовал. Слизистого девонского таракана тоже нелегко назвать братом, если даже ты рос с ним в одном болоте…
31
Керамитовая стена, расписанная ржавчиной.
Кэл не спрашивал, спустилась ли Аша именно к нему, скорее, занималась своими делами. Просто притянул к себе. До пояса он был обнажен, от него резко несло потом. «Обними меня». Наверное, так говорил Аше Кокс. И Аша, похоже, подумала о том же, потому что ее вырвало.
«Это ничего, – ободряюще сказал Кэл. – Я знаю, что я не красавец».
Она опять поняла его по-своему и, утирая мокрые губы, кивнула: «Давай не здесь».
«Другого случая не будет. – Он чувствовал, как обреченно руки Аши легли ему на шею и плечи. Она не могла, у нее не было сил сопротивляться. – Обними и не отпускай меня ни на секунду».
До нее дошло: «А если отпущу?»
«Тогда я уже ничем не смогу тебе помочь».
Она провела пальцем по его рубцам: «Где ты попал в такую переделку?»
Он отвернулся: «Это потом… Всё потом…». И добавил: «Не смотри на меня. Хватит на сегодня блевотины».
Она выдохнула: «Да».
«Прижимайся крепче, и все будет хорошо».
Он всеми силами старался донести до Аши свою уверенность.